пинков по ногам. – Ненавижу! – шипит, не оставляя попыток вырваться. Но я уже не семнадцатилетний пацан. Встряхиваю её, как котёнка.
– Вот такой ты мне нравишься больше, – говорю холодно, обездвиживая её полностью, сжимая в кольце рук так, что выбиваю дух. – А то сидишь тут, окукливаешься. Скоро папан тебе под стать мраморные статуи закажет. Будете конкурировать в застывшей холодности. Красивые, но бездушные.
Сашка таки плачет. Утыкается лицом мне в плечо. Обмякает. Осторожно глажу её по волосам.
– Ты не сердишься? – произносит глухо, не отрывая лица от моей рубашки, что впитала её слёзы. И я понимаю: сейчас она спрашивает о прошлом.
– Сердился, – признаюсь. – Давно. Тогда. Но всё прошло, слышишь?
– А простил? – поднимает она лицо и вглядывается мне в глаза. У неё мокрые ресницы. У Сашки уникальная особенность: она хорошеет от слёз. Становится мягче, черты лица словно разглаживаются и сияют. – Я, наверное, должна была объясниться с тобой. Ещё тогда. Струсила.
– Ш-ш-ш, – прикладываю палец к её губам. – Мне уже давно не важно, почему ты поступила так. И, наверное, не хочу знать твоих мотивов сейчас. Ты сделала выбор. Тебе с ним жить. И как ты будешь жить, зависит только от тебя.
– Я пытаюсь, – вздыхает Сашка тяжело, подавляя утихающие всхлипы. Глаза её сияют звёздами. Рыжая очаровательная бестия. Как хорошо, что моё сердце давно остыло. Но именно сейчас, когда я держу её в объятиях, понимаю: меня действительно отпустило. Никаких чувств, кроме дружеского участия и микроскопической дозы жалости.
– Просто стань собой, Королькова, и жизнь наладится, – советую, щёлкая её легонько по носу. – А то пыжишься, позы разные принимаешь. С хера ли? У тебя есть всё: деньги, дом, сын, муж. Так верти этим всем в своё удовольствие. Живи на полную катушку, как ты умеешь.
Она заливисто смеётся. На щеках у неё – румянец. И я вдруг понимаю, от кого у Драконова-младшего вкусный смех. Он её сын. Такой же непоседливый, заводной, не умеющий сидеть на одном месте и минуты. Такой же рыжий и непредсказуемый. По крайней мере, Сашка была такой раньше. И я абсолютно не желаю знать, что приключилось с ней за те долгие двенадцать лет и почему она трансформировалась в непонятное чужое мне нечто. В этот миг я окончательно понимаю: призраки прошлого отпустили меня навсегда.
– Хочешь сказать, иногда можно терять тормоза? – демонстрирует она очаровательные лукавые ямочки. – Я всё время пытаюсь соответствовать, – вздыхает и отводит глаза. – С ним… непросто, ты же знаешь. Он как фокусник с бездонным ящиком. Никогда не угадать, что он достанет оттуда.
О, да. Фокусник-факир. Иллюзионист хренов. Орёл. И у меня нет никакого желания выслушивать о тайных движениях непростой души Драконова-старшего. Как-то я мало похож на семейного психолога. Я терплю всё это только потому, что Сашка – это Сашка. Девчонка, которая однажды помогла мне освоиться в чужом мире. Сейчас, наверное, мой черёд отдать долг. Закрыть незавершённый гештальт.
– Ты спрашивала
