их, – приказал лейтенант.
– Нечего считать, – сказал мой дед Адам, – сдадим в Заготзерно по весу.
– Сначала поедем в отделение, – сказал лейтенант.
– Нет, в Заготзерно, – твердо возразил дед. – Мне еще машину им сдавать, или ты хочешь повесить ее на себя?
Последние слова деда явно смутили лейтенанта. Он долго что-то соображал в уме и, наконец, махнул рукой:
– Ладно. Сначала в Заготзерно, – и тут же добавил, обращаясь к своему младшему напарнику: – Я следом за вами.
– Пука! – Не склонный к сантиментам, мой дед Адам поднял руку, прощаясь со всеми нами. Его волнение выдало только это «пука» вместо «пока», когда волновался, дед часто переходил на польский строй речи.
– А ты скоро? – все-таки спросил я.
Дед утвердительно кивнул мне и весело подмигнул сразу обоими глазами, с интервалом в доли секунды.
– Давай крутани, – дед подал молодому милиционеру вытертую до блеска железную заводную ручку, а сам сел к рулю.
Под нашими пристальными взглядами милиционер кое-как вставил ручку в нужное отверстие радиатора и неловко крутанул ее раз, другой, третий.
– Давай-давай! – высунулся из кабины мой дед.
Наконец, машина завелась. Вытащив ручку, милиционер вместе с ней сел в кабинку к деду, и они поехали.
Тем временем лейтенант с любовью и тщанием обтирал ветошью свой мотоцикл, наводил красоту. Навел, газанул с грохотом на всю Центральную усадьбу и резко сорвался с места, видимо, желая немедленно догнать полуторку, которая почти скрылась за дальними взгорками.
Не догнал. Наехал на валявшуюся посреди двора борону зубцами вверх. Опечаленные внезапным отъездом деда, мы с тетей Мотей забыли ее подобрать, а сразу вместе с тетей Нюсей и тетей Клавой пошли домой, в тепло.
Грохот и громкие матюкания лейтенанта во дворе удивили всех нас. Я тут же бросился к окошку и стал протирать в нем чистый круг побольше.
– Клава, ты у нас женщина нотная, пойди посмотри, что случилось? – сказала тетя Нюся.
Пока тетя Клава выходила из дома, я уже был в курсе событий. Лейтенант наехал на оставленную мной борону зубцами вверх и теперь, приподнимая переднее колесо, пытался отцепить от него эту самую борону, но не тут-то было. Скоро подошла тетя Клава и сама подняла мотоцикл за переднее колесо, тогда и лейтенанту удалось вырвать борону из колеса.
Я вспомнил, что дедушка Дадав видел, как я положил кусок бороны на землю, но он не подошел к милиционеру и ничего ему не сказал, а даже подозвал рукой Джи, и они пошли вместе с ним в дальний угол усадьбы.
Пока лейтенант откручивал пробитое и даже чуть искореженное колесо, пока ставил запаску, тетя Клава развлекала его разговорами, а я смотрел на них в окно и сожалел, что мне ничего не слышно, потому что говорят они совсем не так громко, как только что матюкался лейтенант.
Наконец лейтенант и тетя Клава разулыбались друг другу,
