смотрел около конуры на соревнования брадобреев.
Две длинные, отполированные до зеркального блеска скамейки из толстых строганных досок под стеной конторы стояли как бы в центре здешней жизни. В теплое время года на этих скамейках с утра и до вечера сидели почтенные старики и хакимы, строгали родовыми кинжалами хворостинки и вели нескончаемые дремотные разговоры. Стена конторы, под которой стояли скамейки, была оттерта спинами до соломинок самана, а земля вокруг утоптана как литая. Раньше годехан, то есть место мужских посиделок, был в ауле, но уже давно перекочевал поближе к начальству. Тут все обсуждалось и решалось, все новости исходили отсюда и, облетев сакли аула, возвращались обратно.
С приходом настоящего тепла каждое воскресное утро здесь начиналось соревнование брадобреев.
Одни считали, что лучше всех бреет главный винодел Вартан, другие отдавали предпочтение дедушке Дадаву, а третьи брились только у счетовода Муслима. У всех троих были опасные английские бритвы, мыльницы, помазки (от щедрот ленд-лиза, один из потоков которого проходил через Иран), лоснящиеся кожаные ремни для правки бритв. По воскресеньям под стеной конторы открывалась настоящая цирюльня. При нескончаемых подначках и хохоте стариков и хакимов брили все трое разом.
Грузный, короткорукий, с пучком торчащих из ворота рубашки черно-седых волос винодел Вартан властно поворачивал своих клиентов за нос, потемневшую от щетины мыльную пену обтирал с бритвы о левую ладонь и тут же стряхивал пену с ладони на землю.
Совсем маленький без тулупа, сухонький дедушка Дадав аккуратно вытирал бритву о специально припасенную газету без портретов вождей. Он, казалось, никуда не спешил, добродушно улыбался шуткам зрителей и всегда напевал себе под нос одно и то же: «Не шей ты мне, матучка, красный сарафан!» Почему он всегда пел песню «Не шей ты мне, матушка, красный сарафан», я не знаю. Из разговоров моего деда Адама, а больше из разговоров моих бабушек я кое-что слышал про дедушку Дадава, но особо не прислушивался. Например, они говорили, что когда дедушка Дадав был маленький, еще при царе, то он жил в России, на Орловщине, куда сослали на поселение его отца за месть кровнику. Ну, во-первых, я и представить не мог дедушку Дадава маленьким мальчиком. Во-вторых, я не очень понимал, где эта Россия? Ведь везде был Советский Союз! В-третьих и четвертых, я не знал тогда ни кто такой «кровник», ни что такое «месть».
Хромой, жилистый счетовод Муслим прыгал вокруг своего клиента, вскидывая сухую ногу, косился желтоватыми глазами на соперников и всегда повторял одну и ту же шутку:
– Эй, когда Вартан тебе нос отрежет, он немножко свой даст. У Вартан нос на всех хватит!
И клиенты, и брадобреи, и зрители, как правило, изъяснялись между собой на русском языке. Причина этого была проста: и в городе, и в ауле, и вообще окрест жили люди многих национальностей. Не считая русских, украинцев, поляков, евреев, армян, только коренных народностей проживало от века в наших краях не один десяток. Это до войны,
