и все, что с ним связано, было в руках Чалмерза. Одно его слово – и меня вышибут из газетного мира раз и навсегда. Заводить роман с его дочерью, вероятно, так же опасно, как заводить роман с гремучей змеей.
Обдумывая все впоследствии, я осознал, что Хелен тоже не собиралась рисковать. Она не позволила мне выйти с ней вместе из квартиры Луччино и велела остановить машину в двух сотнях ярдов от входа в ее дом, чтобы ни один умник из числа моих друзей, заметив мою машину, не смог бы сложить два и два.
Мы поднялись на ее этаж в автоматическом лифте, никого не встретив в фойе. В квартиру мы вошли никем не замеченные. Когда Хелен закрыла входную дверь и провела меня в большую красивую гостиную с неярким светом, украшенную вазами с цветами, я внезапно осознал, что мы с ней в квартире вдвоем.
Она бросила в кресло свой палантин и подошла к изысканному коктейльному бару.
– Будете ржаной виски или джин?
– Вы ведь не одна здесь живете? – поинтересовался я.
Она обернулась и пристально посмотрела на меня. В приглушенном свете выглядела она ошеломительно.
– Почему же нет? Одна. Разве это преступление?
Я ощутил, как у меня вспотели ладони.
– Я не могу остаться. Вы должны это понимать.
Она продолжала сверлить меня взглядом, и ее брови удивленно поползли вверх.
– Значит, вы боитесь моего отца?
– Дело не в том, что я боюсь вашего отца, – ответил я, разозлившись, что она с такой проницательностью попала прямо в точку. – Я не могу оставаться здесь с вами наедине, и вы должны это понимать.
– Ну, не глупите, – раздраженно бросила она. – Неужели нельзя вести себя по-взрослому? Если мужчина и женщина остаются в квартире наедине, разве это означает, что они должны вести себя неприлично?
– Загвоздка не в этом. Так подумают другие.
– Какие другие?
Она меня переиграла. Я знал, что никто не видел, как мы входили в квартиру.
– Меня могут увидеть, когда я буду выходить. Кроме того, это вопрос принципа…
Она неожиданно рассмеялась:
– О боже мой! Ну хватит уже разыгрывать из себя ханжу, угомонитесь.
Мне надо было хватать шляпу и бежать. Если бы я так и сделал, спасся бы от множества неприятностей, мягко говоря. Но есть во мне какая-то бесшабашная удаль, которая время от времени пересиливает обычную рассудительность, – именно это и случилось в тот момент.
Поэтому я сел и глотнул протянутого мне неразбавленного ржаного виски со льдом, наблюдая, как она смешивает для себя джин с тоником.
В Риме я прожил уже четыре года и вел себя все это время не вполне безгрешно. Итальянки добросердечные и привлекательные.
Мне довелось пережить с некоторыми из них весьма запоминающиеся моменты, однако, сидя там и глядя на Хелен в белом платье, я сознавал, что это самый запоминающийся момент из всех. Это было нечто особенное, нечто такое, от чего у меня перехватывало дыхание
