могу, это прям сейчас... Ты, Игорь, где сейчас? В классе русского языка и литературы, правильно? Вот и следи за родной речью! Родную речь надо любить и ценить – правильно я говорю, Воха?
Со стены на скромную военно-полевую трапезу укоризненно смотрели светила русской словесности. Пушкин вообще отвернулся и печально глядел в окно, Гоголь вытянул свой знаменитый нос к сдвинутым партам, уставленным скромными закусками – от шашлычка из молодого барашка до выпотрошенных банок с тушенкой и килькой в томате. Павшие в сражении бутыли, еще источавшие терпкий запах домашнего вина, уже успели эвакуировать на подоконник, так что царствовал на столе полиэтиленовый пузырь с прозрачной жидкостью. Антон Павлович Чехов присматривался к этой емкости через пенсне – видимо, как бывший врач, смог уверенно опознать в содержимом медицинский «спиритус вини». Председательствовал на собрании строгий граф Толстой – он висел на самом почетном месте, над доской. Не исключено, что при этом представитель русского дворянства занимал гвоздик, когда-то забитый для вождя мирового пролетариата...
Мудрецкий повертел головой – чего-то в этой компании не хватало. Точнее, кого-то. Портреты те же самые, что и в саратовских школах, но комплект неполный. И ведь классика не хватает, кого-то, обязательного для изучения... Пушкин, Гоголь... Вот, вспомнил!
– Слушай, Воха, дорогой, а Лермонтова почему нет? Места не хватило?
Третий участник застолья, крепкий мужик с заметной проседью в черных волосах, поднял голову и тоже осмотрел портретную галерею. Поскреб аккуратно подстриженную бородку, повернулся к Юрию, тяжело вздохнул:
– Эхх, Юра, как же места нет! Класс большой, можно хоть пять Лермонтовых повесить! Ладно, не хотел говорить, тебе скажу. Оккупант был, понимаешь? С нами воевал? Воевал! О нас плохо писал? Писал! Зачем его портрет в классе? Все равно детишки испортят, только учителю их ругать надо будет, а потом лезть портрет снимать. Зачем лишняя работа, зачем лишний скандал? Лучше сразу снять, понимаешь?
– Все, понял, вопросов больше нет... – Мудрецкий хотел снова кивнуть, но решил не рисковать. – О, погоди! А если он оккупант, то мы кто? Мы тут воюем или как считаемся?
– Вы – гости! – Воха широким жестом показал на стол. – Вы ко мне пришли! Случайно зашел – все равно гость! Вот ты, Юра, сюда воевать приехал, нет? Ездишь, стреляешь, воюешь?
– Я сюда не ехал, меня сюда привезли. А стрелять мне вообще не положено. Химик я, понимаешь? Зарин-зоманыч я, мое дело газы всякие, радиация... У нас и патронов-то почти нет! – Мудрецкий понял, что сказал или что-то не то, или не тому, кому следовало, но никак не мог сообразить, в чем именно его ошибка. Поискал ее, не нашел и бросил это бесполезное и утомительное занятие.
– Слушай, патронов нет – так идем ко мне, я тебе продам пару штук! – обрадовался гостеприимный хозяин. – Ну пару ящиков продам! Клянусь, дешево! Пять возьмешь – скидку сделаю! Бери, тебе надо будет, я тебе как мэр говорю! – Тут глава местной администрации тоже как-то резко замолчал и мрачно уставился на плакат с правилами написания сочетаний «жи»
