камер.
А если учитывать, что последнюю неделю он провел в одиночке, то и вовсе неплохо.
На лице мужчины застыло выражение, смутно напоминающее оскал.
Зверь внутри лютовал. Он был голодным и чертовски злым. Даже непонятно, что вырывалось на первое место. Если бы не многолетние тренировки, не факт, что Мирон не сорвался бы.
Он и сорвался… Неделю назад. Вмешался сам начальник колонии.
Изначально был уговор, что ни его не трогают, ни он никого не трогает. Многие на зоне знали, кто он и что из себя представляет. Большинству этого было достаточно. Скиф собирался отсидеть свой срок, выйти и продолжить дальше идти к конечной цели.
Но, естественно, нашлись отморозки, которым закон не писан. Слишком борзые по молодости. Пришлось ответить.
Почти с ленцой… Так было вначале, а потом понеслось. Зверь почуял кровь. Мышцы заиграли, в крови забурлил адреналин. Мирон точно снова оказался в горячих точках, где по факту каждый за себя. Где засыпаешь и просыпаешься с автоматом в руках. Где всегда наготове. И агрессия рвется наружу.
Его оттащили в последний момент. Когда Мирон поднял голову и посмотрел в лицо конвоиру, у того в глазах застыл страх. Ощутимый. Вот это было совершенно непонятно. Мирон, несмотря на все свои регалии и достижения уже на гражданке, не был беспредельщиком. За ним ходила определенная слава, но не настолько же…
А тут…
Он ничего не понимал.
За неделю в одиночке так и не нашел причины.
Разговор с Павлом добавил ещё загадок.
Ладно… Разберется. Главное, что у них всё получилось!
И он выходит.
Завтра…
От мысли, что завтра он покинет ненавистные серые стены и снова вдохнет ни с чем не сравнимый запах свободы, в голове появлялся шум. По логике, он должен расслабиться. Всё сделано. Заплачено. Назад дороги нет. Даже начальник лагеря, который лично навестил его вчера в одиночке, вел себя странно.
Точно хотел от него избавиться.
Смотрел, но ближе не подходил.
И взгляд… почти как у конвоира.
А ещё полгода назад взгляд начальника был снисходительный. Он тут царь и бог. Творил, что хотел. Кого-то ломал по-жесткому, кому-то покровительствовал. Все ходы и инструменты воздействия придуманы и отработаны до него.
Мирону не понравилось, что он видел последнее время в отношении себя. Его эти изменения подбешивали. Потому что он не мог понять, откуда дует ветер.
Черт с ним…
У Скифа еще будет время подумать. Во всем разобраться. Как только он приедет к себе, отдохнет, придет в себя. Когда дурь окончательно развеется.
Мужчина чувствовал напряжение во всем теле. В каждой мышце. Неделя в одиночке тоже дала о себе знать. Мирон имел возможность заниматься физупражнениями. Но ему было мало! Чертовски. Спасала «планка». Он не мог точно сказать, сколько времени стоял, выполняя упражнение, лишь меняя руки и положение тела. По ощущениям – по несколько часов, давая
