точно помню, а вроде и помню, как Надежда Сергеевна оставалась в классе после уроков, я сидела с ней или не сидела, а вытирала доску, переворачивала стулья, а она мне что-то рассказывала, говорила именно такими словами, как мама… Не знаю теперь. И никто уже не скажет. Ни той ни другой уже нет.
– Что? – Мама девочки обернулась и посмотрела туда, куда смотрела дочь. – Что ты там забыла? Хочешь еще что-то купить?
– Нет… – девочка покачала головой и снова посмотрела мне прямо в глаза. – Хотя… Мам, давай остальные грибы купим… – она говорила негромко, но я прислушивалась, мне было интересно.
– Куда нам столько грибов?
– Мам… Потом объясню…
Я все поняла.
Когда они подошли, ответ у меня был уже готов.
– Остальные грибы сколько стоят? – спросила мать девочки, открывая кошелек. – Это две или три кучки?
– Остальные я обещала другому покупателю, – ответила я и даже прикрыла их рукой.
Веселухин удивленно посмотрел на меня:
– Ты чё? – тихо прошептал он. – Какому покупателю?
– Молчи, – так же тихо проговорила я.
– Жалко… – Женщина кивнула, сразу отвернулась и отошла, а девочка смотрела на меня так, как будто все поняла.
И мне от ее взгляда… Нет, унизительно мне не было. Но… Почему так в жизни бывает? Она могла бы сойти за мою сестру. Даже причесана так же. И одета похоже, только у меня чьи-то обноски, а у нее тоже не новые, это видно, но свои и хорошие вещи. Да и не это главное. Рядом с ней – ее мать, которая не даст ее в обиду, которая всегда будет ее любить.
Когда они отошли, Веселухин опять спросил:
– Руська, ты что? Почему ты не продала им грибы? Шли бы сейчас уже домой, а так торчать здесь…
– Не торчи, кто тебя заставляет? Ты не понял ничего. Девочка просто нас пожалела, убогих. Из милости хотела купить все грибы и выбросить потом. Зачем ей столько грибов?
– А тебе не все равно?
– Нет. Я не хочу, чтобы меня жалели.
Веселухин с интересом посмотрел на меня. Очень хотел что-то сказать, я видела это, но не нашелся что. Встал, размялся, как мужичок, помахал руками, почесал поясницу и сел обратно. Наверно, он все-таки не мой человек. Хотя временами и кажется мне очень симпатичным, даже красивым. Мама говорила, что папа в юности тоже был очень симпатичным. Я маленькой видела фотографии молодого папы, но сейчас у меня их нет, и я не помню, как выглядел папа раньше. И я как-то не верю – неужели симпатичный человек может так сильно измениться и стать таким обрюзгшим, бледным?
– Это белые? – спросил кто-то.
Я подняла глаза. Вот этого не хватало. Рядом с нами стояли два сержанта полиции. Сейчас отнимут все и еще в детдом позвонят.
– Это сатанинские, – ответила я.
– В смысле? – удивился один из них, который был потолще. – Какие-какие?
– Сатанинские, – повторила я. – Несъедобные. Ядовитые.
– А
