бы следовало ремня ему дать – воспитание никуда не годится.
– Мы сами разберёмся, – сухо отозвался отец.
Когда меня вывернуло до конца, мы остались на дороге втроём. Все прочие пассажиры злополучного автобуса ушли далеко вперёд. Я вытер рот тыльной стороной ладони и почувствовал горькое раскаянье за то, что наговорил родителем перед тем как блевануть. Я ведь прекрасно понимал, что у нас никогда не было денег на машину, и что в этом нет вины отца, или матери. Они крутились как могли, лишь бы прокормить меня и дать мне всё для нормальной жизни. А этот мой выпад был ничем иным как одной большой претензией, проявлением чудовищной неблагодарности.
– Простите меня, – сказал я. – Простите, пожалуйста.
– Ну, ничего, бывает, – ответила мать, а отец фыркнул и отвернулся.
Они зашагали по пыльной дороге в сторону видневшихся вдали дачных участков. Я виновато плёлся следом. Весь оставшийся путь я многократно бросал покаянный взгляд в сторону Бога и повторял про себя: спаси и сохрани. Родители о чём-то тихо переговаривались и ни разу не обернулись.
Мы миновали несколько, выстроившихся друг напротив друга, домиков и приблизились к нашему участку. Отец поставил сумки на землю и достал из кармана большую связку ключей. Выбрав нужный, он открыл старый висячий замок и распахнул калитку.
Наша дача была такой же, как и у всех остальных. Деревянная изба с верандой, одна большая комната внутри и маленькая комнатка-чердак на втором этаже. Под полом был погреб, в котором родители хранили консервированные овощи и фрукты.
Земельный участок был на шесть соток, большинство из которых были заняты грядками и деревьями. В дальнем углу громоздился самодельный туалет. Словом, обычный трудовой оплот советских граждан. И пускай Советского Союза давно не было – традиция работать, чтобы заслужить право трудиться на отдыхе, свято чтилась моими родителями так же, как и всеми остальными честными людьми.
Отец открыл дверь в дом и вошёл внутрь. Мы последовали за ним.
– Иди наверх, переодень дачные шорты и на голову панаму обязательно, – сказала мама.
Я молча кивнул и быстро поднялся по деревянной лестнице в свою «комнату». Это было помещение с низким угловатым потолком и маленькими форточками. Здесь едва хватало места на узкую кровать и низкую табуретку, на которой лежали мои старые шорты, футболка и кепка.
Я переоделся, посмотрел долгим взглядом в сторону Бога, наскоро перекрестился три раза по три и полез вниз. Мне было стыдно за свой срыв перед родителями, к тому же я вспомнил, что они обещали мне какой-то сюрприз по возвращении домой, и теперь совесть меня совсем замучила.
Я любил своих родителей, и честно говоря, почти никогда с ними не ругался, что было среди моих сверстников редкостью. И дело не в том, что я боялся, или меня подавляли, нет, зачастую мне наоборот слишком многое было позволено. Просто я действительно уважал и любил их. Они всегда слушали моё мнение и никогда не затыкали мне рот, а если надо было объяснить что-то
