style="font-size:15px;"> На сегодня с меня было достаточно, и я не делал больше попыток его успокоить. Я хотел было крикнуть ему вслед последнее слово, но потом передумал. Уж больно сильно жирная свинья разнервничалась. Не зря говорят: «в тихом омуте черти водятся». Всегда такой спокойный и миролюбивый, он был чем-то вроде смазки между ржавыми шестерёнками, когда кто-то из нас начинал вдруг междоусобный конфликт. А сейчас на тебе! Мне стало жаль его, а его эта моя жалость только ещё больше разъярила.
Что ж, мне оставалось лишь надеяться, что всё само собой образумится.
Внезапно во мне поднялась непонятная злоба на всех моих товарищей. Мне казалось, что они затеяли против меня какой-то заговор. Что то, что Толстый так театрально обиделся на Чудо-тварь, распсиховался и ушёл куда-то – было галимой постановкой. Мои подозрения укрепились, когда побродив после полдника около часа по территории, я в одиночестве вернулся в корпус и застал в комнате всех пятерых, весело что-то обсуждающих?
Как только я вошёл, смех тут же стих. От этого я ещё сильнее завёлся и спросил, глядя в упор на Рукомойникова:
– Ты ж вроде ушёл куда-то обижаться?
Толстый отвёл взгляд в сторону и пробурчал что-то невразумительное. Я с ненавистью переводил взор с одного пограничника на другого, потом нервно прошёл через комнату и сел на койку.
Теперь мне стало ясно: они специально разыграли этот конфликт с Толстым, чтобы он вышел и вывел меня из столовки. А потом, когда на улице он от меня отвязался, то сразу же вернулся к ним. Красный говорил о каком-то сюрпризе от буфетчицы, который она обещала Делюге. Что это был за сюрприз?
Стараясь подавить предательскую дрожь в голосе, я проговорил:
– Что за дела, пацаны?
И уставился на Самсона.
– В смысле? – лениво отозвался Штерн.
– Ты о чём? – поддакнул Делюга.
Я взорвался:
– Хорош горбатого лепить! Вы там базарили про какой-то сюрприз от буфетчицы в столовке! Сейчас я вхожу, а вы тут все ржёте и сразу затихли как меня увидели! А ты вообще… обиделся! – заорал я на Толстого, словно обвиняя его в том, что он так быстро перестал обижаться.
На мгновенье воцарилась тишина. Потом Чудо-тварь несколько раз громко чавкнул жвачкой и сказал издевательским тоном:
– Ты дурачок что ли, Смычок?
И тут все покатились со смеху. Все, кроме меня. В голову мне бросилась кровь, ноги стали ватными. Второй раз за день я слышу это «Смычок», меня никогда так раньше не называли и я вовсе не согласен на такое изменение моей кликухи!
Обуреваемый яростью, я кинулся на Чудо-тварь и стал его бить. Чехов был выше меня на голову и, как я уже говорил, вообще самым сильным из нас. Он с лёгкостью отбил мои удары, вывернул мне руку и влепил унизительную пощёчину:
– Успокойся, Костя! – сказал он грозно, не выпуская вывернутую руку.
– Пусти! – крикнул я, чувствуя, что ещё чуть-чуть и расплачусь.
Он отпустил, но настороженно следил за моими движениями.
С трудом совладав с собой, я шумно выдохнул и сел на свою койку. Больше
