почти сразу за голенищами. Наконец, рядовой Валетов явился на свет... простите, в ночной полумрак... целиком и полностью. Плавно вознесся над бортом и медленно опустился к ногам своего командира. Руки Простакова отстыковались от подмышек боевого товарища, как опорные фермы от взлетающей космической ракеты, но стартовать Фрол не мог. Попробовал встать «смирно» – тоже не получилось. Поза осталась явно нестроевой и чем-то напоминала боевую стойку известной школы у-шу, подражающую походке утки-мандаринки. Говоря по-русски, Валетов то ли попытался сесть на корточки и не смог, то ли попытался встать и не распрямился. Левой рукой он придерживал ноги в месте их соединения, но правой героически попытался козырнуть. Не донес ладонь до кепки, охнул и схватился примерно за то же место. Примерно – потому что второй рукой он теперь придерживал точку стыка не спереди, а сзади.
– Так что... Разрешите доложить, товарищ лейтенант... – пискнул Фрол. Не договорил и согнулся еще больше. Мудрецкий вздохнул и повернулся к вернувшемуся на бетонку Простакову.
– Кто у нас был старшим в кузове? Докладывайте, младший сержант, что произошло. И запомните: я когда добрый, а когда и беспощадный!
Гулливер снова потер черную полосу на лбу, вздохнул. Посмотрел на лейтенанта и сообразил, что шутки и в самом деле кончились. Или могли кончиться, и совсем не так, как хотелось бы.
– В общем... Не утерпели мы, товарищ лейтенант. Ну, сами подумайте – сколько времени без остановки, потом еще перед воротами торчали... – Леха уловил красный отблеск габаритных огней в глазах Мудрецкого и заторопился: – Пока по асфальту, еще терпели, мы ж понимаем, а как грунтовка, так и... Но мы приказ не нарушали, товарищ лейтенант, мы брезент не откидывали и не смотрели никуда. Я-то по-малому, с краю высунулся, лбом в дугу уперся, а Фролу ну совсем надо было... Свесился он, за подножку на борту уцепился – ну, как сел за нее. А тут «шишига» возьми да подпрыгни! Мне-то ничего, только дугу малость погнул... Ну, я с утра поправлю... А Фрола, рядового Валетова то есть, сначала передом об подножку подняло, а потом задом опустило. Хорошо хоть вовсе не вывалился, правда ведь, товарищ лейтенант?
Мудрецкий подошел к заднему борту, поднял. Уточнил:
– Правая подножка или левая?
– Левая, – простонал Валетов. – Возле правой Леха стоял.
Лейтенант наклонился, принюхался.
– Точно, левая. Так, Простаков – завтра, как дугу выровняешь, не забудь борт помыть. За себя и за того парня, то есть за пострадавшего товарища. Валетов – в машину, отлеживайся до утра, остальным, кто дотерпел, – справа за палатками, пятьдесят метров, ищите по запаху и не провалитесь. К палаткам не подходить, к часовому тем более. Сегодня спим в машине, с утра размещаемся. Вопросы есть?
– Какого хрена посторонние в расположении?! – донеслось откуда-то сбоку. – Почему не разбудили? Что за бардак?!
Мудрецкий выглянул из-за «шишиги» и понял, что вопросы пока были адресованы не ему. Перед вытянувшимся в струнку часовым стоял... Вроде бы человек.
