усмехнулся.
– Поздно уже. Кажется, я попал в его черный список.
– Напрасно, – ответил Либерзон.
И тут же показал взглядом на другого человека.
– А вот теперь по вопросу о полезных людях. Вон, взгляните, стоит мужик, невысокий, крепкий такой.
Полунин увидел мужчину почти квадратного телосложения. На вид ему было лет сорок с небольшим. У него было широкое с резкими чертами лицо, крепкий волевой подбородок, плотно сжатые тонкие губы. Взгляд его светло-голубых глаз был слегка насмешливым. Улыбка исчезала из его глаз лишь тогда, когда он внимательно всматривался в человека.
Вот и сейчас он впился своим цепким взором в Полунина. Разглядев новичка, мужчина отвернулся, что-то сказав при этом одному из рядом стоящих с ним амбалов. Тот быстро взглянул на Полунина и кивнул в ответ.
– Это Леня Волошин. Братва его зовет Леня Бык. Впрочем, кличек у него много, одна из них – Шахматист, за его пристрастие к этой игре. Я играл с ним несколько раз, он сильный игрок. Так вот, Леня Бык вор в законе, его авторитет на зоне велик. Кстати, он тоже наш земляк, родом из Тарасова. Больше здесь людей из нашего города нету.
Полунин слушал Либерзона с безразличием. Он все еще считал жизнь, протекающую вокруг него, чужеродной и совершенно не хотел включаться в нее.
Но сама жизнь заставила его сделать это со всей суровостью, беспощадностью, на которую она только бывает способна. Через два дня, вечером, в барак зашел прапорщик Шевчук, который в этот вечер исполнял функции дежурного помощника начальника колонии (ДПНК).
Прошвырнувшись по бараку в сопровождении трех младших прапорщиков и сделав незначительные замечания нескольким заключенным, он остановился у нар, на которых обитали Полунин и Либерзон.
– А-а-а, гаденыш, – протянул Шевчук, увидев Полунина.
Он осмотрел его с ног до головы и добавил:
– Почему курим в бараке?
После чего ударом дубинки вышиб сигарету из рук Полунина, больно ударив его по пальцам.
– Не положено, – добавил он и затушил окурок сигареты подошвой сапога.
– Почему не положено? – спросил примирительно Либерзон, изобразив улыбку на лице. – Все курят, даже начальник колонии Тришкин во время своих обходов закрывает на это глаза. А ведь он человек некурящий, – авторитетно добавил Либерзон.
– Заткнись, жид, – указал на Изю дубинкой Шевчук. – Я сказал тебе, не положено, значит, не положено. Чья эта тумбочка?
– Моя, – ответил Полунин.
– Что там у тебя?
– Ничего особенного, – пожал плечами Полунин. – Личные вещи.
– Сейчас проверим, – сказал Шевчук и шагнул к тумбочке.
Через несколько секунд скудное содержимое тумбочки – пара пачек сигарет, мыло, авторучка и сменное белье валялись на полу.
– Ты что делаешь? – вскрикнул Полунин, вскочив.
Глаза его налились
