живую, лучистую улыбку. Любую. Даже злую или надменную, принижающую. Но я могла лишь смотреть на тёмное беззвездное небо, прижимать к себе тощие колени и кутаться в ткань платья, спасаясь от пробирающего тело холода.
– Умеешь петь такие песни, но никогда даже не садилась за фортепиано? – удивился он, – ты дворянка? – интересующееся, а после поспешное, – постой. Какая ты дворянка, если тебе не больше пятнадцати, и ты… сбежала из дома? – прямой вопрос.
Но ответить на него мне было тяжело.
– Да, господин, – я выдохнула густой пар изо рта.
– Это чувствуется, – прохладное, – мы уже отъехали далеко от поместья твоего отца. Вернуть тебя возможно только на почтовой карете. До первой остановки могу выделить тебе офицерскую комнату – но не более.
Я дождалась нескольких секунд, чтобы не дай бог не перебить его, а после почти с мольбой сказала:
– Не надо, пожалуйста! Я не дворянка, господин! Устроилась работать сюда, а не…
– Знаешь в чём основное отличие между крестьянами и такими, как ты? – спросил он, только ответа не требовал совсем, – речь. Ни одна девушка низшего сословия не способна выразиться так, как делаешь это ты.
Бабушка. Так всегда говорила она. А она была травницей. Потому и научилась разговаривать с дворянами, часто приезжающими к ней за новыми настойками. Мама с отцом погибли, когда я ещё была младенцем, а старшая сестра входила в юношеский возраст. Она не поддавалась бабушкиному обучению, потому и выскочила замуж по-деревенски в четырнадцать, почти попав под заключение со своим мужем. Их спас ребёнок. Первый.
Когда я уезжала, а точнее убегала – их было уже четверо, и она была вновь на сносях. Я же радовалась, что бабушка не увидела этого кошмара, в который они превратили её дом, а после и тот, который не достроили сами.
– Меня никто не станет искать, – просипела я, – и у меня нет права занимать офицерскую комнату. Как и отнимать ваше время, господин. Простите.
Я поднялась на ноги, шагнула в сторону люка и остановилась от его последующих слов:
– Ты можешь остаться здесь ещё, – будто бы поспешное.
Что никак не вязалось с его статусом и манерой. Это удивило меня, потому я села обратно.
– Как пожелаете, господин, – я растерла ладони, немного подув на них как оказалось холодным воздухом.
Мне показалось, что он кивнул. Даже представила это. Почему-то в темном плаще и с маской на лице, как говорила тогда Веста.
– Если ты не дворянка, то кто тогда? Аристократка? Маловероятно – представления у тебя забавные, но не надменные, – он задумался, – если только из какой-нибудь далекой провинции.
Его точно интересовало моё происхождение, и это было странным. Может, только для меня?
– Вы поднимаете меня, а нужно низвергать, – рассмеялась я, – я даже не жила в городе никогда.
Тут он совсем замолчал, скорее всего обдумывая мои слова.
– Хочешь назваться деревенской крестьянкой? – насмешливые слова, – ты определенно лгунья. Зачем, правда…
Я поджала губы
