чумных. Любовник королевы.
И, что куда важнее – человек, убивший моего отца.
– …эта, как вы выразились, ребенок, убила троих прежде, чем мы сумели ее скрутить.
Магистр приподнял бровь, глядя на меня.
– Вот, значит, как. А с виду и не скажешь…
Не узнал. Хотя я тоже его не узнала.
– Желаете присутствовать на допросе? – поинтересовался констебль.
– А что говорит?
– Пока ничего. Вздернем на дыбу – заговорит.
Магистр стремительно развернулся, шагнул – лишь шагнул, не схватился за оружие, не свилась магия – но констебль попятился, позеленев.
– С пристрастием?
Взгляды схлестнулись, и констебль оказался не робкого десятка, глаз не отвел.
– Шпион может быть любого пола и возраста, а ее схватили в вашем кабинете…
Ну да, именно там. Точнее, в кабинете моего отца. Кто ж знал, что магистр в отъезде?! Решили, значит, что я пришла за их секретами?
Магистр подошел ближе, остановившись в шаге от меня. Плюнуть ему в морду, чтобы на месте прибил? Так ведь слюны нет. Так что нечего ему бояться.
Да и вообще нечего бояться: я же в кандалах. Только и остается, что сидеть и смотреть на него снизу вверх. Здоровенный какой вымахал. Этот и без магии голову открутит. Хотя у них в роду все были верзилами, и в обиду они себя не давали – сами кого хочешь обидят.
Странно, но сейчас нутро скручивала ненависть, не страх. Видимо, отбоялась, отревела свое, когда меня бросили в этот каменный мешок – без еды, без воды, без света. Уже решила, что они не станут размениваться на казнь и возиться, когда можно просто запереть и оставить одну, пока не умру.
– Что ты делала в моем кабинете?
И голос кажется совсем незнакомым. У мальчишки, которого я помнила, голос начал ломаться, и он то басил, то давал петуха. А сейчас – глубокий бархатный баритон, таким бы не пленников допрашивать, а серенады дамам петь.
Что за ерунда в голову лезет перед смертью? Или от голода, жажды и страха начинаю сходить с ума? Может, так было бы и лучше. Все равно на допросе они узнают лишь о том, как я их ненавижу. Больше-то все равно рассказать нечего. При мысли об этом грудь словно сжало ледяным обручем: они ведь не поверят сразу, не отступятся…
– Я жду ответа, – напомнил о себе магистр.
Я разлепила губы.
– Тебя… – Язык еле ворочался, вместо слов вырвалось хриплое карканье. – Тебя ждала.
Он вдруг стремительно нагнулся, схватил мою кисть, зачем-то ущипнул. Выпустив руку, шагнул к констеблю и молча отвесил оплеуху. Вернулся, присел, снимая с пояса флягу, протянул мне.
Я замерла от изумления – чего-чего, а такого не ожидала. Он, видимо, понял мое замешательство по-своему: выдернул пробку, отхлебнул содержимое – я непроизвольно сглотнула, в горле заскребло – снова протянул мне.
– Сколько тебе не давали пить?
