по себе, кого же он всё-таки любит? Рубашка внезапно прилипла к телу, а на лбу выступила испарина.
"О, боже! Помоги мне разобраться в моих чувствах. Помоги мне, прошу тебя!"
– Не молчи, Лёня! – Марина схватила его за руку и затрясла. – Неужели я больше ничего для тебя не значу? Я ведь не могу спокойно уснуть, всё время, думая, что ты и что с тобой. Я не находила себе места, когда ты исчез, ещё тогда, в мае. Я целый день переживала, ждала от тебя весточек. И сейчас я сижу дома, надеясь, что ты зайдешь. А ты? Ты даже не хочешь меня слушать?
Марина вдруг заплакала, уткнувшись лицом в ладони.
– Успокойся, – сам себе не отдавая отчёта, он притянул её к себе, ощутив, как она всем телом прильнула к нему.
"О, что мне делать? Она привела меня в трепет. Может, я схожу с ума? Где же тот, единственный путь? Где? Не могу же я просто оттолкнуть? Проклятье! Помогите же кто-нибудь!"
Бумилов рассеянно гладил её волосы, решая нелёгкую задачу.
– Марина, – решительно оторвав от своего плеча её голову и заглянув в заплаканное, покрывшееся красными пятнами лицо, сказал он. – Я не могу тебе всего объяснить. Пойми меня правильно. Я никогда никому не желал зла и ты прекрасно знаешь. Я должен во всём разобраться сам. Понимаешь, выйдя на перекресток, я не могу выбрать правильной дороги, боясь, как бы твёрдый грунт не оказался через несколько метров губительной трясиной. И я бы потом не простил бы себе, что обманул тебя и повел по ложному пути. Прости…
Он готов был разрыдаться, но, еле сдерживаясь, ощутил ноющую боль в сердце. О, как не хотелось с ней расставаться!
– Я пойду, – вдруг сказала Марина и старательно протёрла глазки своими маленькими кулачками. – Извини. Забудь, что я тебе говорила. Считай, что этого разговора никогда не было.
Она неожиданно поцеловала его и убежала. Бумилов застыл.
"Вернуть, вернуть надо. Что же это я? А это что?"
Он увидел у себя в руках тоненькую тетрадку.
"Рисунки. Это же её! Её рисунки! Она никогда и никому их не показывала … Это же я! Она рисовала меня! А здесь я с ней! Кажется, я точно схожу с ума!"
– Лён, чо загрустил? – Вершинин ясно улыбался, сверкая белоснежными зубами.
– Сдал? – глухо спросил Бумилов.
– Пятак!
– Молодчик, – они ударили друг друга по поднятым вверх ладоням.
– Пошли?
– Пошли.
Выйдя из школы, Лёня вдруг остановился.
– Саня, дай закурить.
– Ты же не куришь, – ещё более удивился тот, доставая раскрытую пачку.
– Уже курю, дай спичку. – Лёня глубоко затянулся и тут же закашлялся. На покрасневшем лице появились капельки слёз. Лён, что случилось? А ну глянь на меня, – Вершинин озабоченно взглянул на друга. – А ну, выкладывай! У тебя вон даже рука дрожит.
Бумилов взглянул на руку с зажатой сигаретой, она и вправду подрагивала.
– Да чо выкладывать-то, – Лёня опять закашлялся, – говорил я с Мариной.
– Вот
