«Слова» Н. Н. Розова: «Пунктуация текста “Слова о Законе и Благодати” в Синодальной рукописи отличается четкостью и последовательностью: точками, поставленными внизу, на строке, четко выделены не только отдельные периоды и предложения, но и синтагмы, обращения, восклицания, противопоставления – все то, чем так обильно и с таким мастерством оснащено это блестящее произведение ораторского искусства» (Slavia, XXXII, 1963, ses. 2, с. 149).
52–60. Для характеристики книжной культуры эпохи Ярослава Мудрого, уровня образованности книжников из окружения князя, это место – важнейшее в сочинении Илариона. Автор, как добрый христианин, демонстрирует свою скромность и почтение к тем, к кому обращено «Слово».
56. Под «иными книгами» Иларион понимает книги Ветхого Завета – в этом исследователи видят антииудейскую направленность «Слова». Л. Мюллер, сравнивая подбор цитат из Ветхого Завета у Илариона и в «Повести временных лет», считал, что в распоряжении авторов обоих сочинений был не дошедший до нас трактат Константина Философа (Кирилла), создателя славянской азбуки, против иудеев. Отрывок из него приведен в Житии Константина. Известны были на Руси в эпоху Илариона «Толковые пророчества» Упыря Лихого (1047 г.), были, возможно, и иные источники знакомства древнерусских книжников с ветхозаветными текстами.
57. Сочетание «дръзости образъ» можно перевести «воплощение дерзости». Слово образ встречается у Илариона еще раз, см. 66.
58. Обращение Илариона к образу «сладости книжной» примечательно. Во-первых, это место перекликается с текстом Жития Константина. В нем о речи первоучителя хазарский правитель сказал: «Все как подобает говорил и досыта насладил всех нас медвяной сладостью слов святых книг (Сказания о начале славянской письменности. М., 1981. 83). Преемственность славянской книжной традиции, идущей от Константина и Мефодия, очевидна. Во-вторых, образ «сладости книжной», которой «преизлиха насытились» те, к кому обращена речь Илариона, служит основной характеристикой окружения князя Ярослава – основателя школьного образования на Руси. Эпоху Ярослава, получившего прозвище «Мудрый», отличает культ Софии, мудрости, что находит выражение и в храмовом строительстве – София Киевская, Новгородская и др. Значительно позже чтение книг стало характеризоваться как «прелесть», «прельщение», «грех».
62. Название «Слово о Законе и Благодати» укоренилось в традиции. Однако оно условно. Сам Иларион обозначил жанр произведения – повесть (поведать, повествование). С этим «самоназванием» сопоставимы и «Повести временных лет» – здесь множественное число, что естественно для летописи как собрания многих повествований. Сопоставимо и определение жанра в «Слове о полку Игореве»: «Не лепо ли ны бяшет, братие, начяти старыми словесы трудныхъ повестии о плъку Игореве». В древнерусском языке слово повесть часто применялось в значении «сказание, рассказ» (см. Срезневский. Материалы…).
65. Слово
