режиму.
О механизмах, которые сделали революцию 1991 г. незаконченной, пойдет речь на нашем семинаре. А в завершение незавершенного тогда на путях предстоящих еще реформ и лежит основная перспектива развития России.
Эмиграция и революция
Доклад на конференции «Русское зарубежье» в Новом гуманитарном университете Н. Нестеровой в Москве в январе 2002 г.
(Посев. 2002. № 8, август)
Когда «черные списки» КГБ утратили силу и я в марте 1992 г. приехал в Россию из эмиграции, меня более всего поразило, сколь многие Августовскую революцию 1991 г. восприняли как неожиданность. «Как же, – недоумевал я, – самое долгожданное событие XX века, и вдруг – неожиданно?»
Чтобы объяснить слова «самое долгожданное событие XX века», надо мысленно вернуться в эмиграцию 1920-хгг, жившую под впечатлением поражения в Гражданской войне, но чувствовавшую себя не побежденной, а лишь отступившей за рубеж. «Мы не в изгнании, мы в послании». Немногие эмигранты – около 16 % – согласились «вернуться на Родину» на советских условиях. Большинство сохранило непримиримость. Или пассивную, по совету Бунина: «Подождем, православные, когда Бог переменит орду», или активную, стремясь продолжать борьбу. Вопрос только – как? Ответ зависел от представления о том, каким образом рухнет коммунизм.
В 1920-х гг. было два таких представления. Левые круги эмиграции, от Милюкова до меньшевиков, делали ставку на «эволюцию» советской власти, на то, что должен же когда-то, по примеру французской революции, наступить Термидор! Справа им генерал Врангель возражал, что эта власть эволюционировать не способна, а может только загнивать. Врангель умер в 1928 г, возможно, не доведя свою мысль до конца. Но созданный им в 1924 г. Русский Общевоинский Союз – РОВС, насчитывавший до 40 тыс. членов в трех десятках стран, строился не как объединение ветеранов, а как армия в гражданской одежде в ожидании «весеннего похода». То есть, фактически, иностранной интервенции.
Но РОВС, кроме того, пробовал совершать террористические акты на территории СССР, чтобы развеять миф о всесилии ГПУ (один из них удался) и, по-видимому наводил контакты в высшем командовании Красной армии. Из-за советских контрмер эти действия развития не получали. Как известно, два (а быть может, и три, если учесть подозрительные обстоятельства смерти самого Врангеля) начальника РОВС были чекистами убиты. Фактически эмигрантам предлагалась только одна перспектива: сидеть на чемоданах и ждать. Ждать или эволюции советской власти, или новой войны.
Такая перспектива не увлекала активную, нетерпеливую молодежь. Она с презрением смотрела и на левых политиков старшего поколения, проигравших Россию большевикам в революцию, и на политически беспомощных белых офицеров, не сумевших сплотить народ в Гражданской войне. Выход на арену нового поколения эмиграции – тех, кому в 1917 г. было от пяти до двадцати лет, и потому не несших ответственности за происшедшую катастрофу, произошел около 1930 г. и совпал с двумя событиями в мире: с «великим
