хивает причудливой историей, которую, конечно, даже если очень захотеть, нарочно не придумаешь. Итак…
Когда-то, для кого-то очень давно, а для кого-то совсем недавно, буквально вчера, на малюсенькой голубой планете, особняком болтающейся где-то на отшибе Млечного Пути, в огромном прекрасном королевстве в день, когда Сатурн только-только заглянул в десятый дом, на свет появился маленький мальчик. Надо заметить, что правили этой чудесной страной, состоящей из множества больших и малых княжеств, сразу несколько королей, любящих свой счастливый народ так, как никто никогда и в помине не любил. Они раздали людям все: поля и леса, реки и моря, недра земли и дары океанских глубин. Но самое главное, граждане королевства наконец-то после многих веков невзгод и лишений почувствовали себя свободными и счастливыми, способными строить свои судьбы самостоятельно. Правда, памятуя недавнюю страшную сечь, в которой практически все запредельные царства и королевства сообща вероломно пытались завоевать благословенную землю, огнем и мечом уничтожая все и вся на своем пути, и, как следствие, были изгнаны и добиты в своем зверином логове, правителями было принято решение огородить королевство глухой неприступной стеной. Но это не помешало, а может быть, даже помогло прекрасному, трудолюбивому народу чувствовать себя еще более защищенным и счастливым. Тем временем мальчик рос не по дням, а по часам. Отец его, выходец из небольшого, но древнего южного княжества, и мать, представительница более многочисленного северного народа, всячески заботясь о нем, прививали сыну чувства справедливости и братства, любви к Родине и стремление быть нужным и полезным всем. Время шло, короли старели, а юноша мужал. Вот уже подошел его черед пройти обязательную службу в королевской дружине, дабы закалиться и при необходимости быть готовым дать отпор любой орде, вознамерившейся покуситься на до боли любимую отчизну. К тому времени в государстве стали происходить медленные, но неотвратимые изменения. Вначале уже совсем старые короли направили часть дружины в далекий жаркий халифат, объясняя сие деяние братской помощью в уничтожении одной части населения другой. Спустя еще три года самый главный король королей безвременно почил, уступив место чуть более молодому владыке, имевшему смертельный недуг, который, несмотря на все старания лекарей и лучших знахарей, спустя два года также отправился к великому кормчему. Третий, совсем дряхлый король, усоп спустя тринадцать лун, так и не успев повернуть северные реки спять. Горе народа было безутешно. Накануне вступления отрока в ряды доблестной дружины совет правителей выдвинул относительно молодого и перспективного короля, полного бурлящей энергии в желании все кругом расширить и углубить, а также пообещавшего дать ничего не понимающим подданным «долгожданную» гласность и перестройку. Расширить и углубить так и не удалось, а вот смуту посеять во всем королевстве, это получилось даже с лихвой. Почин положил указ о запрете распития хлебного вина в кабаках и трактирах, а также продажи оного в торговых рядах и на ярмарках. К возвращению юноши с воинской повинности не в меру активный король уже успел порядком натворить делов. В свете новомодной «перестройки» он объявил, что теперь поданные могут работать по примеру заморских царств не на королевство, а каждый на себя. Поначалу всем идея понравилась, но когда внезапно пропали все продукты, даже брюква, начались роптания, готовые перерасти в бунты. Не обращая на такие «мелочи» внимания, венценосный реформатор, окончательно потеряв берега, посягнул на святое и незыблемое, а именно на власть.
– Не хочу, – заявил он, – быть главным королем. – Хочу быть единовластным царем, как это принято во всех цивилизованных царствах!
И, сломав тевтонскую стену, самодовольно водрузился на царский трон. Естественно, такой поворот событий ой как не понравился остальным королям, тем паче, что все четырнадцать княжеств, входящих в королевство, как один возжелали немедленного отсоединения с целью образования своих царств. Вся эта катавасия закончилась, как и ожидалось, весьма трагично. Новоиспеченного царька обиженные короли дружно заточили на полуострове Буяне, где он отдыхал от трудов своих праведных, приставив к нему дружину стрельцов. Сами же, окружив королевские палаты до зубов вооруженной армией, объявили народу о возвращении к старым порядкам. Но уже успевшее к этому времени основательно расшириться и углубиться население не вняло этому и громогласно выдвинуло своего собственного, народного и вечно хмельного царя, скандируя: «Бориску на царство!» Короли испугались народного гнева и сдались. С этого момента в королевстве, теперь уже царстве, наступили смутные, лихие времена. Все княжества в одночасье отсоединились, затеяв кровавые междоусобицы друг с другом, лихие людишки, взявшись за кистени, высыпали на большую дорогу, понаехавшие заморские негоцианты за полковрижки скупили через царскую свиту все ценное и бесценное. А народ? А что народ? Кто послабее, помёр, а остальные мало-помалу «перестроились». «Перестроился» и молодой мужчина, а может быть, «подстроился» или «пристроился», об этом сказ умалчивает, да это и не важно, ведь когда мы молоды и все дороги жизни у наших ног, единственным и неповторимым королем можешь быть только ты сам.
Тренькают прощальные аккорды гуслей. Экран медленно угасает.
