татары, – пошутил я, и все рассмеялись.
За день мы проехали на лошадях вдоль берега до мыса Ай-Тодор, поставили палатки, и татары начали готовить баранье мясо с овощами. Перед едой все купались в море. Позже, счастливые и загорелые, мы заедали все это катыком. А я все думал: «Ну кто же этот господин? Такой молодой и не зависимый, такой образованный и стесняющийся своего незнания… Офицер, а с генералом спорит…» Так я и уснул под гул ночных тварей, земных и небесных.
Утром, побродив в окрестностях монастыря и войдя внутрь, православные гости уединились.
Потом все двинулись на Ахтиар и Херсонес. Бельбекская долина тянулась вдоль ровно текущей реки Бельбек, над поверхностью которой вились бабочки, мотыльки и стрекозы.
Тополя стояли вдоль самой воды, обмотанные остатками июньского пуха… Путешественники ехали все больше молча в ожидании античного Херсонеса. Но и Херсонес не вызвал большого удивления, так же, как и Георгиевский монастырь, особенно у Александра…
– Что это, осколки бывшей жизни, так отчего они так мелки? – Осмотрев мраморный портик бывшего храма, он, обратившись ко мне, сказал как-то мимо меня: – Вот, Аджи, даже бессмертный мрамор растворяется в море, словно сахарные куски… Пошли дальше.
Татары в дороге кормили пилавом, шашлыками, баклажанами с творогом. Было много персиков, винограда, слив и мускатных груш. Запивали это красным молодым вином. Делалось все быстро и чистоплотно. На поляне под деревьями стелили они большой ковер, и все путники, кроме охраны, трапезничали вместе. Разморенные вином, кроме татар, те не пили вина как магометане, все спали часа по два, а затем двигались дальше.
В Бахчисарае ханский дворец был пройден довольно быстро и тоже не вызвал восторга у путешественников, особенно новые постройки, а у самого Фонтана слез они стояли молча и с недоумением смотрели на невысокий мраморный памятник любви, по которому из одной чаши в другую медленно стекали капли воды из проржавленных трубочек. И только внизу, на сплетении вырезанных из камня змей, было больше воды, откуда она снова утекала в безбрежность… Саша положил розу на верхнюю часть фонтана, и мы долго стояли молча. Раевский постарался, чтобы в этот момент с нами не было никого из других приезжих…
– Теперь Ак-Мечеть, Ак-Мечеть! – как-то весело воскликнул знатный гость, я его уже так называл. И в тот момент, когда мы выходили на двор из ханского дворца, двое право славных, вероятно, из русских столиц, вдруг воскликнули, увидев моего спутника:
– Так это же Пушкин, поэт Александр Пушкин, пойдем поприветствуем его за «Руслана и Людмилу», – и они по дошли к нам, вернее к нему.
Александру стало неловко, он побледнел, вздрогнул и резко сказал подошедшим:
– Ну что, поприветствовали? И давайте… До скорого… – и мы исчезли вдвоем.
Так вот он кто… Я только слышал о нем, но ничего не читал. Однако знал, что в Ак-Мечети в народной библиотеке есть русские журналы из Петербурга с его стихами, и что русские в восторге от его таланта и чуть ли не гениальности. Но ему
