и непонятных тачках». Спасибо, что не в салоне дымишь!
– Давай обратно, – протягиваю к ней руку.
– Сам дал, а теперь жадничаешь? Не стыдно? – усмехается она, выдыхая дым, который неравномерно выходит из ее рта.
– Наглость тебе не идет.
– Ага.
– Давай сюда, говорю!
Фыркает. Кобенится несколько минут. Но все же кладет коробку обратно в карман. Умница.
Осталось совсем чуть-чуть. Ты правильно делаешь, что молча пыхтишь. Да-да. Сейчас эта гребаная пробка рассосется, и я вскоре избавлюсь от тебя, нахалка чертова. Чувствую, что после этой поездки еще несколько пачек подряд выкурю.
– Слышь, можешь на вопрос ответить?
Начинается.
– Слушаю, – закрываю все окна, когда она докуривает и швыряет бычок наружу.
– Почему вы его убили?
– Ты о чем?
Смотрит четко на меня. Ее лицо уже не такое озорное, как раньше, из глаз наглость пропала. Чистейшее любопытство. В темных глазах эмоции видны лучше. Странно, да?
– Я о фонде.
– Какой фонд? – недоумеваю я.
– Ну, тот, которому деньги перечислили после выставки.
А я откуда знаю? Этим занимался Эдгар. Он предложил, я не противился. Ровным счетом ничего бы не изменилось. Последняя выставка принесла мне огромную популярность, следующая не за горами. И я получу с этого больше денег, чем мог бы без оказания помощи благотворительному фонду. Только каким боком здесь замешана эта девчонка? Они же оказывали помощь маленьким детям, а не подросткам.
– Деньги распределяются равномерно между всеми пациентами, большинство больных детей восстановились после пережитых операций…
– Не все, – перебивает она.
Снова тишина. Напряженная. Но именно она дает девчонке возможность глубоко вдохнуть, выдохнуть и сказать:
– Недавно от сердечной недостаточности умер мой друг. Ему назначили пересадку, даже донора сердца нашли, оставался вопрос оплаты. Он числился первым в списке, кого должны были спонсировать. В итоге деньги достались девчонке с гастритом, у которой мама работает в мэрии. Он просто не дождался.
По идее, этот монолог должен был на меня как-то повлиять. Застать врасплох, в шок привести или, что было бы хуже, я мог потерять управление. Но ничего из этого не произошло. Какое мне дело до чужого мальчишки? Никакого. Это реальность. К сожалению, судьба не всем склонна помогать в трудную минуту.
– Сочувствую, – единственное, что могу сказать в этот момент.
– Поздно. Его все равно не вернуть. Просто бесит, что элита решает, кому жить, а кому нет.
– Не все решает элита.
И зачем я, вообще, возражаю? Сам прекрасно понимаю, что она в какой-то степени права. Даже не в какой-то степени, а полностью права. По себе знаю, как состоятельные люди могут по щелчку пальцев сломать жизнь обычных людей, вот и девчонке досталось. Вряд ли она соврала ради красного словца.
