меня в самый угол.
Его тяжелая ладонь касается моей ягодицы. Горячая, до ужаса. Сжимает кожу на ней. Жадно, до боли. Хочется застонать от этого раскаленного прикосновения, потому что у меня почему-то подкашиваются ноги.
Падение в темную бездну продолжается.
Ладно…
Он играет роль. Он только играет роль. Мне только кажется, что это нечто большее.
Рано или поздно это закончится!
Я доеду до дома и больше никогда не увижу этого Вадима, и больше не будет причин находить себя так далеко от привычной колеи…
Самое тяжелое в этой ситуации – невозможность двинуться самой. Я не знаю, как ведут себя “покорные”, а сейчас мне очень хочется сделать маленький шажочек назад, чтобы лопатками ощутить… Твердую грудь Вадима? Соня! Окстись! Немедленно. Тебе еще с папой разбираться насчет этого идиотского замужества, насчет развода, папа непременно выпьет тебе мозг через ноздри, потому что он-то будет точно против, а ты, София, сейчас млеешь от мужика, которого и видишь-то… минут сорок.
Но было в нем что-то… Вот что-то такое, отчего я себя чувствую сейчас куском масла, стремительно тающим на раскаленной сковороде. И-и-и-и!!! Ну вот скажите же, дура. Не успела сбежать от одного долбанутого, повернутого на целках идиота, тут же поплыла от мимо проходящего извращенца. Который, очень не исключено, что садист какой-нибудь, вон про порки они с этим Томми вполне себе говорили. Что у Сони в голове? Правильно – сладкая вата.
Но как же странно ощущать Вадима – Хозяина за своей спиной. Его пальцы, ослабившие хватку и ласково, неторопливо поглаживающие кожу на моем бедре. И в животе что-то сладко сжимается. Слабо, томно, но так волнительно… Вот… Вот почему Баринов никогда на меня так не действовал? И не только он, в общем-то… Никто не действовал на меня как этот чертов Вадим. Блин. Как бы это ещё вылечить-то…
Створки лифта разъезжаются бесшумно. Охранники выходят первыми, затем вперед шагает Вадим, потянув меня за поводок.
А потом он резко останавливается, и я налетаю на его голую спину. Губы наталкиваются на гладкую кожу, нос успевает вдохнуть дурманящий запах сильного мужчины. Боже, помоги… Я с ума схожу, прямо сейчас!
– На четвереньки, быстро, – резко бросает Вадит не разворачиваясь, – до выхода пойдешь ползком.
Это вообще-то чересчур. Прям совсем чересчур. И гордая самолюбивая «золотая девочка» София Афанасьева хрен бы вот этому требованию подчинилась. А Соня Баринова пугается этим тоном Хозяина до потемнения в глазах, в мгновение ока встает на четвереньки. Благо холл гостиницы застелен темно-синими коврами.
– Вперед меня, – тихо шипит Хозяин краем рта. – И взгляд в пол. Не поднимать лица, ни в коем случае!
Когда я расскажу об этой истории Маринке – она будет орать. Громко. Потому что вряд ли послушная папина дочка Сонечка Афанасьева, за всю жизнь поспорившая с папой всего четыре раза, в её глазах может вот так без палева в эротическом прикиде и маске зайки шествовать к выходу из гостиницы
