понравились стиль и манера художника. Да и сам сюжет тоже.
Впрочем, сформулировать свои впечатления о композиции я не успела.
Свет неожиданно чуть потускнел. Дверь слегка скрипнула, приоткрываясь. И, немного наклонившись вперед, поскольку дверная арка высотой не отличалась, в галерею вошел какой-то мужик в форме.
Не изменяя позы, я кинула на него косой взгляд из-за плеча, соображая про себя: кто бы это еще мог интересоваться искусством в сей не ранний час?
Но до конца свой вопрос сформулировать не успела, поскольку, во-первых, с вопросом меня опередили, а во-вторых, меня практически прибил к земле тон, каким был задан вопрос: «А это еще что такое?», – явно адресованный мне.
Впрочем, стоит отметить, что голос вошедший не повышал. И сам вопрос прозвучал едва ли не шепотом. Вот только тон…
Чуть ли не ярость, сквозившая в нем, меня просто обескуражила. Я ему че сделала-то? И когда успела?
Тем не менее тип был в форме, а значит, старше меня по званию.
Поэтому, не спеша распрямившись, я уже совсем было хотела доложиться ему по всей форме, ху из я. Но, подняв на него глаза и встретившись с ним взглядом, просто застыла, от удивления приоткрыв рот.
Где-то на задворках сознания, естественно, возникла мысль о тесноте мира, о проклятой секретности, из-за которой ты даже не знаешь, как выглядит тот же начальник училища. Но это все билось где-то в глубинах мозга.
А на поверхности я испытала удивление, возмущение, злость, страх. И тут же вновь – удивление и злость.
Прямо передо мной стоял уже виденный мною на Кате прилеток. Тот, кто забрал с собой моего отца. Тот, кто направлял мне в лицо дуло автомата.
Впрочем, судя по его вытянувшейся физиономии, он был поражен не меньше моего.
А я, не стесняясь, рассматривала его с ног до головы (теперь-то он был без маски).
Высокий, широкоплечий, статный. С узкими бедрами. Длинноногий. Он смотрел на меня своими удивительными миндалевидными, чуть раскосыми глазищами, включающими в себя все оттенки черного, осененными чернющими, густыми и длинными ресницами.
Смуглая, почти прозрачная кожа была гладко выбрита. Идеальным овалу лица не давали быть лишь чуть выступающие скулы. Тонкий, чуть курносый нос, ноздри которого возмущенно дрогнули, когда я подняла на него глаза, точно не портил картины.
Идеальной формы, вишневого цвета губы с синеватым налетом прилеток кривил в немного нервной усмешке.
Черные корни густых, прямых, средней длины волос хозяина училища резко переходили в насыщенно-красный, обрывающийся на концах антрацитовой тьмой. Притом, это был их природный цвет. Его густые, эбеновые брови грозно сошлись на переносице.
Одним словом, этот зараза был не просто красив, он был еще и харизматичен.
Я узнала его.
А по тому, как он выдохнул или, скорее, прошипел сквозь
