О том, как им было весело втроем. Рихард был очень тронут. За эти дни он неоднократно ловил себя на мысли, что не хочет возвращаться домой. Вернее, к той обстановке, что окружает его каждый день. Здесь в Париже он себя чувствовал по-настоящему счастливым и свободным человеком – каждый день начинался с улыбки. Ему казалось, что за эту неделю он смеялся чаще чем за последние два года. Особенно ему было приятно сознавать, что его чувство полностью разделяют его друзья. Однажды, друзья сидели на покрывале, расстеленном на лужайке в парке. Элен рисовала Рихарда.
– Можно взглянуть?
Элен развернула блокнот.
– О, мне, кажется, я становлюсь похожим на француза, и Рифеншталь меня отвергнет.
– Тогда позволь еще пару штрихов для окончательной схожести? – Попросила Элен.
– Конечно.
Элен двумя взмахами нарисовала на лице Рихарда маленькие усики мелком. И тут же засмеялась. Рихард попросил зеркало, чтобы оценить работу художника. Элен ему протянула дамское зеркальце. Он посмотрел на себя со всей серьезностью и сказал:
– Мне, нравиться!
И тут же улыбнулся самой добродушной улыбкой, которую только можно представить. Поль позвал всех обедать. Они быстро нашли кафе с верандой, где и расположились. Из веранды открывался вид на парк. Друзья пообедали, продолжая шутить друг над другом. Поль вспомнил несколько историй из университетской жизни и рассказал их в свойственной ему манере. Затем держа бокал спросил:
– Рихард, если мы окажемся по разные стороны баррикад, у тебя будет в руках пистолет и ты будешь видеть меня, как ты поступишь? Уверен у тебя как у талантливого архитектора глазомер хорошо развит.
В этот момент Элен очень серьезно, (наверное, впервые серьезно), посмотрела на Рихарда.
– Глазомер может и развит, но память иногда подводит. Я забуду зарядить пистолет, а ты поступай на свое усмотрение. Я не буду тебя обвинять, есть моменты, в которые мы принадлежим не себе, а обстоятельствам.
– А у меня, вообще, осечки привычное дело, – улыбнулся Поль.
– Мальчики, нашли интересную тему! – Недовольно проговорила Элен.
– Больше не буду, прости дорогая, – сказал Поль, целуя ее руку.
Больше никто из них не поднимал подобных тем.
Вечером в квартире Монтери, Поль и Рихард сидели в гостиной в ожидании Элен, которая вносила последние штрихи в свой вечерний образ. Оба были в черных костюмах тройках. Рихард рассказывал о тенденциях в немецкой архитектуре, о «великом» замысле фюрера превратить города Германии в монументальные помпезные сооружения в едином ансамбле, и о первом таком творении – проекте реконструкции Берлина. Как вдруг из дверей вышла Элен. На ней было платье с открытыми плечами и пышной юбкой до середины голени с широким поясом на талии. Платье переливалось перламутровым оттенком, благодаря двухслойности: непрозрачная основа, поверх которой водружалась газовая ткань с вышитым рисунком в виде виноградной лозы. Ее волосы были аккуратно уложены под широкую ленту вокруг головы, обшитую стразами.
