в курсе относительно беременности. Сама, лично. А потом станем думать о том, что делать, когда малыш родится.
Когда подошла к кабинету, не успела постучать после заверений секретаря, что босс на месте, когда мне навстречу, адски злой, буквально вылетел Фролов собственной персоной.
– Что-то случилось? – машинально спросила я, когда он вопросительно взглянул на меня.
Вид у Макса при этом был такой, что казалось, дай ему в руки пистолет, и он спустит курок, если ему под руку попадется тот, кого он хочет убить.
– У меня? – уточнил он.
– Да, у тебя. Все в порядке?
– Просто прекрасно. А у тебя?
– У меня тоже. Я хотела кое-что сказать.
Фролов сделал глубокий вдох и засунул руки в карманы брюк.
– Передай через секретаря. Ты ведь именно так собираешься общаться со мной в ближайшие полгода, насколько я помню.
И прежде, чем я сообразила, как ему ответить (и стоит ли это делать в принципе), удалился.
В целом, я получила то, к чему стремилась. Почему же сейчас, когда сидела и смотрела пустым взглядом в экран ноутбука, совсем не получалось заверить себя в том, что все идет как нужно? Гормоны, не иначе. Именно они играли со мной все эти злые шутки, когда меня бросало из крайности в крайность. Сначала хотелось пойти к Максу и высказать ему все, что я о нем думала, а через пять минут возникало желание сбежать с работы и уйти в этот чертов декрет раньше положенного срока!
И когда я в который раз убедила себя, что нужно просто отправиться домой, чтобы перестать нервничать, в кабинет безо всякого стука заглянул бывший муж собственной персоной.
– Я пришел извиниться, – глухо сказал он, войдя и встав напротив меня. Возвышался так, что мне казалось, будто все пространство кабинета занято только им. – Я не должен был тебе говорить таких вещей. Прости.
Я поджала губы, глядя на Макса и сдерживая ответ, рвущийся наружу.
– А я не должна была вмешиваться в то, что меня не касается, – все же пошла я на компромисс.
– Касается. Все, что касается меня, если ты этого захочешь, Ксю, может касаться и тебя.
Я внутренне задохнулась от того, как прозвучали его слова, но вовремя взяла себя в руки.
– Не могу сказать тебе того же. Но шла к тебе озвучить, что я не буду против твоего участия в жизни нашего ребенка, но сейчас мне нужен просто покой.
Фролов подался ко мне и оперся ладонями на стол. Его лицо оказалось близко к моему, и я инстинктивно отодвинулась.
– Кажется, именно об этом мы и говорили утром, – мягко сказал он.
– Тема была та же, а вот тон – другой.
Макс усмехнулся и распрямился.
– Хорошо, Ксю. Я тебя понял. И у тебя будет тот покой, которого ты совершенно заслуженно желаешь.
А потом он вышел, оставив меня одну с тем, чего я так хотела. Уверенностью в обретении спокойствия хотя бы на ближайшие
