стон клокотнул в горле. Тогда Мария упрямо мотнула головой, так, чтобы волосы рассыпались по ее некрасивому лицу, подбоченилась, угрожающе выставив бедро, и продекламировала со злобным пафосом:
– «Ступайте, – молвил граф, – по городу нагая – и налоги я отменю», – насмешливо кивнул ей и зашагал среди собак из залы».
Однако, услышав, как Темин выходит из ванной, она торопливо отвернулась от зеркала и собрала в охапку свою одежду. Уже давно, с тех пор как бросила театр, она махнула рукой на наряды, и джинсы с курткой стали ее обычной униформой, маскировкой, под которой она прятала свою жадную, необузданную сущность в ожидании лучших времен.
Темин, не заходя в спальню, спустился по лестнице на первый этаж и зажег свет. Большая, скудно обставленная комната при электрическом освещении казалась плоской и безжизненной, как плохая фотография. Темин прислушался – в доме царила полная тишина, лишь в ванной слышался слабый плеск воды. Он угрюмо покосился на молчащий телефон и направился в коридорчик, ведущий к подвальному люку.
Откинув засов, Темин спустился вниз по деревянным ступеням. Казарина лежала на кожаном диване, безучастно глядя в потолок. Она даже не повернула головы, когда Темин подошел к ней поближе. Кожа на ее лице приобрела землистый оттенок, а вокруг потускневших глаз темнели круги. Прическа давно растрепалась, но Казарина, похоже, даже не притрагивалась к волосам. Она была похожа сейчас на впавшую в беспамятство шестидесятилетнюю старуху.
– Галина Николаевна! – негромко позвал Темин.
Казарина не пошевелилась.
– Галина Николаевна, вы хотите есть? – спросил Темин, но опять не получил ответа.
Он пожал плечами и вернулся наверх. Мария, уже одетая, сидела на диване и зевала во весь рот.
– Я есть хочу! – капризно сказала она. – И спать!
– Ты вот что, – строго произнес Темин. – Ты прежде всего эту накорми. С ложки, через соску... Ну, я не знаю, придумай что-нибудь! Не нравится мне она. Если чего случится, Корнеев мне башку оторвет!
– Опять Корнеев! – надула губы Мария. – Неужели ты его так боишься? Мне кажется, ты сам кому угодно оторвешь голову, если захочешь... Откуда в вас во всех эта рабская покорность?!
Темин сожалеюще посмотрел на нее сверху вниз и сказал сквозь зубы:
– Дура ты! При чем тут покорность? Ты вот зачем около меня вьешься? Тоже покорность?
Мария негодующе сверкнула глазами:
– Как ты можешь это сравнивать? Тут любовь!
– Любовь! – презрительно усмехнулся Темин. – Точно, тебе из театра не надо было уходить. Вы там только о любви и мелете, будто, кроме нее, на земле ничего и нет.
Мария смерила его взглядом, который вдруг сделался холодным и враждебным.
– Ты-то уж знаешь наверняка что-то получше любви! – уничтожающе произнесла она.
– И ты узнаешь, – пообещал Темин. – Это тебе не театр. Вот останешься без дозы – тогда и
