Догоняю в коридоре, хватаю за локоть – пусть спасибо скажет, что не за косу!
– Стефа, ты с ума сошла? – гневным шепотом спрашиваю я. – Тебе четырнадцать!
– И что теперь? – сердито ответила моя малолетняя тетка. – Я взрослая!
– Ты не взрослая, ты дурная! – этот спор можно продолжать бесконечно. – Кто тебе позволил под меня наряжаться?
– Зато никто не заметил, что ты с мужчиной на балконе целовалась! – выпалила Стефа торжествующе. – Можно сказать, что я тебя прикрыла!
Я замираю с открытым ртом – крыть мне нечем. Малолетняя засранка переиграла меня вчистую и прекрасно это понимает.
– Я не говорю ничего твоим родителям – а ты моим! – смело смотрит на меня Стефа. – Всё по-честному!
– Только если пообещаешь мне, что больше такого не повториться.
– А ты можешь обещать, что больше не будешь целоваться с парнями, которые не годятся в женихи? – весело спрашивает девчонка.
– Мне и не четырнадцать!
– Дак и ты с его величеством целовалась, а не с каким-нибудь Ваенгом! Подумай, что скажет твой отец!
Я тяжело вздыхаю: не нравится мне всё это, а сделать ничего не могу. Придется молчать.
– Кто тебе разболтал про мой наряд? – полюбопытствовала я, смиряясь.
– Так я и сказала! – фыркает Стефания. – Возможно, я еще пару раз воспользуюсь таким же способом.
– Хорошо, я уволю всех горничных.
– Ладно, – сдается девочка. – Мама придумала. Я ведь ничего плохого не сделала. Просто танцевала…
Продолжение фразы повисло в воздухе: в отличие от тебя, Виктория. В отличие от тебя.
После такого потрясения я наплевала на все приличия, разыскала мать и сказала, что у меня разболелась голова. Что теперь будет? Если отец узнает… если Стефа проболтается…
Матушка с радостью согласилась покинуть бал, но настояла на прощании с его величеством. Она всё еще была с ним в дружеских отношениях. Со страхом я прошептала надлежащие фразы, с трепетом позволила поцеловать себе руку. Какое-то мгновение моя рука задержалась в его руке. К счастью, никто не обратил внимания на эту маленькую заминку.
Не удивительно, что заснуть мне удалось только под утро. А к обеду снова началась старая песня: мне приносили букеты цветов, записки, приглашения на вечера. Один за другим прибывали молодые холостяки в надежде увидеть меня. Отец злился. Отец бушевал. В конце концов, матери пришлось открывать дверь самой и вежливо, но твердо сообщать, что юной леди Оберлинг нездоровится. Я бы, пожалуй, не отказалась и заболеть, только бы сбежать от всей этой суматохи, но увы – чувствовала я себя отвратительно здоровой, даже мозоли не натерла, танцуя.
До музыкального вечера у Стерлингов было еще два дня, и прятаться от потенциальных женихов становилось всё труднее. Нас настигали
