аю.
Пришли. Разбили шатры.
Заползла на ветвь, заглянула в один: детозачатие в разгаре.
Заглянула в другой: деторождение вовсю.
Сползла. Осмотрелась. Гляжу – сидят на корточках – яблоко в руках держат – мне протягивают!
Без меча пришли. С фруктами.
Сама не знаю как, от такой нежданной наглости, метнулась вперёд.
Рефлекс у меня такой!
Зубы вонзились в мякоть. Но не яблока. Сильное внешнее сходство.
Пока разжимала и освобождала свой кусательный аппарат, мною обмотали хвойное дерево и потешались над тем, что маленькая, тонкая и невзрачная.
Хорошо, что кожу пора менять. Не так жалко.
В ночи высвободилась из старой шкурки, и уползла восвояси. Под корягу. Лежу в сырости. Дрожу голая. Простыла. Озноб бьёт.
Чуть оправилась. Уползла подальше. Выползла на нагретый валун. Хотела расслабиться. Не удалось.
Подперла хвостом голову. Пригорюнилась: как-то оно всё будет?
Снова лежу – никого не трогаю. А может, думаю: надо? Пора?
А то разжалуют меня в ужи, без сохранения содержания.
А там, и до серпентария зоопарка недалеко.
А вот к коммуналкам-то я, индивидуалистка подколодная, – такая непривычная!
Кошачья жизнь[2]
– Киса-а-а! Кис-кис-кис! Пойдём, поваляемся!?
– Не мешай! – мне поработать надо, – отмахнулась Кошка.
– Тебе и вчера надо было поработать, ты же обещала, – пробурчал Кот.
– Вот-вот, как и во всей живой природе – самки добытчицы, а Коты – сутенёры и альфонсы!
– Ну-у-у-у, отвлеки-и-и-и-сь, кис-кис-с-с, – развалившись, канючил Кот.
– Не март месяц, – жёстко отрезала Кошка, вцепившись в ноутбук мёртвой хваткой.
– До марта ещё далеко, – резонно насторожился Кот.
– Февраль месяц короткий, – напомнила Кошка, глядя в монитор.
– Мой ноутбук! – хочу об стенку разобью, хочу в окно выброшу, – заподличал Котяра.
– Ничего не скажешь, – системный подход. Помнится – ты уже практиковал это год назад, – не отрываясь от клавиатуры, поддела Кошка. – Кто ещё так страстно любит оргтехнику? Я тебе, на днях или раньше, стационарный компьютер довела до ума. Иди поиграйся…
– Сколько лет живём, а ты мне даже ни одного котёнка не принесла, другие-то себе позволяют, и не одного, а мы-ы-ы…, – уныло протянул Кот, заходя с другого боку.
– Другие? – сдавленно зашипела Кошка, гневно выгнув спину, – это те которые нищету плодят, чтобы существовать на детское пособие? Или те другие, которые могут позволить своему чаду обучение в Итоне, Гарварде или Кембридже? Ты хоть на одного заработал или на доброго дядю надеешься? Что бы ты им дал? Кого бы ты из них вырастил? Как бы ты их уберёг от порно на ТВ и в Интернете, от матерщины в школе, от уличной наркомафии и дикого расслоения общества, когда одному ученику его охранник на перемене в школе накрывает отдельный обед, заказанный в ресторане, дабы драгоценное дитятко не траванулось неизвестностями школьного общепита, а большая часть его одноклассников, видящие всё это только по большим праздникам, глотают слюнки и пробавляются неизвестно чем (а вернее известно чем)?
Сколь угодно могла наплодить хорошеньких котяток, да вот незадача – головой привыкла думать, – не отключается она у меня в постели, – клокотала Кошка, – Если бы я хотела наплодить нищету, – я бы давно её наплодила! Но, мой организм, как и моё здоровье – мой собственный бесценный ресурс! Хочу – рожаю, хочу – не рожаю. Точка.
– Всю жизнь мне испортила, тварь! – удовлетворённо констатировал Кот.
– Все мы твари Божьи…, – не обиделась Кошка. – Ты ещё всё успеешь, если захочешь…. Тебя никто не держит… Ты вечный вьюнош, в силу твоего инфантилизма. Какие твои годы? Вперёд! А я никому на себе строгать нищету не позволяла, и не позволю.
Или у тебя склероз с амнезией в одном флаконе? Забыл, как после нескольких наших первых встреч, я тебе проговорила все мои кондиции на случай совместной жизни: никаких расписок в ЗАГСе, никаких прописок никого никуда, и никаких детей? Мы вместе, – пока нам хорошо вместе. Точка. Моя подпись и расшифровка подписи. И снова точка.
Нам давно уже плохо друг с другом. Не понимаю, почему ты не уходишь от меня? И почему ты теперь заводишь эту шарманку? – риторически вопрошала Кошка, – лучше иди, прогуляйся навстречу с «прекрасным»: «зайки»,
