культю. Мик представил, как делает это, и его замутило. Нет, не сможет. Слабак, тряпка, баба.
«Весь в отца, – зудел в голове мамин голос, – такой же! От осинки не родятся апельсинки! Тряпка! Ничего сам не можешь!»
Где сейчас мама, папа и Надька? Впрочем, сестра не пропадет, она кого угодно подставит, всех сожрет, но выкрутится, на чужом горбу выедет. И мама не лучше… А папа помог бы, но сейчас Мик – мужчина, Мик – старший и ответственный, и глупо сидеть вот так, на развалинах, и мечтать, чтобы откуда ни возьмись появился папа.
«Ну, отрубится – и черт с ним, лишь бы от болевого шока не умер!» – решил Мик и огляделся в поиске материалов для волокуши. Ножки стола… Не то. Сорванная с петель дверь, чудом уцелевшая. Мик попробовал, но она оказалась чересчур тяжелой. Из-под обломков стены торчал край занавески. Минут пять, то и дело поглядывая в сторону приближавшегося с ленивой, неумолимой, беспощадной грацией смерча, облизывая сухим шершавым языком трескающиеся губы, Мик освобождал полотно.
Ткань крепкая, должна выдержать.
Из ножек стола и занавески Мик соорудил-таки волокушу – примитивную, корявую, но для его целей вполне подходящую. Пальцы Борькиной ноги уже начали синеть. Приподняв друга за плечи, Мик перетащил его на занавеску – Борька вскрикнул пронзительно и снова потерял сознание. Оно и к лучшему, наверное. Главное – дышит.
Воды бы достать. Обезболивающих. И антибиотиков. Про антибиотики Мик читал в самых разных книгах – без них никак.
Еще он знал, как в случае чего быстро «зашить» рану клеем.
Да разве поможет это, когда обломки костей торчат во все стороны, желтоватые, неровные… Мик ухватился за слеги и поволок. Он спиной чувствовал каждый камешек, на котором подпрыгивал Борька, каждую неровность, за которую цеплялась его нога, и казалось, что самому больно.
Непереносимо больно. Страшно больно.
Выступили и тут же высохли слезы. Мик кое-как перебрался через завал у двери и очутился на лестничной клетке. Втянул следом Борьку, сквозь зубы приговаривая: «Прости, Годзилла, потерпи, друг, ну никак больше». Борька затылком бился о камни и молчал. Как ни странно, сама лестница уцелела. Почти.
Молясь, чтобы и ниже не попалось разрушенных ступеней, Мик отправился на разведку. Дом скрипел, собираясь развалиться и погрести друзей под обломками. Славно, что второй этаж. Прекрасно, что второй этаж. И лестница цела, и даже выход из дома – цел. Повезло.
О том, чтобы волочь Борьку вниз, не могло быть и речи – Мик просто сломал бы ему таким образом шею или пробил голову, избавив друга от мучений. Он поднатужился и взял Годзиллу на руки. Прям как герой боевика – пострадавшего товарища. К сожалению, Мик не был Рэмбо, в животе и спине будто что-то порвалось, страшно хрустнули колени.
«Упаду», – понял он.
Но не упал.
Он снес Борьку вниз, и путь со второго этажа на первый был самым длинным в его жизни. Мик положил Борьку на заплеванный кафель и, тяжело, с присвистом,
