а затем свернет шею или подаст знак, разрешая затянуть петлю на ком-нибудь другом.
Но, оказалось, сложно отвести взгляд от смуглой кожи и грубых черт лица. А моя привычка обнимать подушку и вовсе сыграла со мной злую шутку, ведь этой ночью вместо нее мне сослужила службу мужская ладонь, на которой я неизвестно сколько проспала.
Разум кричал и настаивал отодвинуться, сделать что-нибудь резкое и разбудить мужчину, испортить ему день с самого начала. И я даже сжала его ладонь, намереваясь так поступить, но в следующую секунду заметила, как сморщилось его лицо, будто от боли, словно сейчас перед его внутренним взором появился самый неприятный момент из жизни.
Что он видел? Что тревожило такого влиятельного в империи человека? Это муки совести или что-то другое?
Не знаю почему, но мне неистово захотелось прижаться к нему и прошептать успокаивающие слова, помочь избавиться от ночных кошмаров, защитить от них. Нужно было попытаться сбежать, развязав изначально веревку на наших запястьях. Но я закрыла глаза и немного пододвинулась к Тиррену.
С каждой новой минутой в голову закрадывались все новые мысли. Мое поведение противоречило логике. Этот человек являлся врагом, которого стоило опасаться и от которого следовало скрыться. Но я продолжала лежать, ощущая давно утерянное умиротворение.
– Странно… – еле слышно прошептала я, а после медленно подняла веки, встретившись с взглядом карих глаз.
Мысль, что меня заметили, застали за чем-то запретным, молнией пронзила разум. Я вскочила и собралась бежать, но забыла о веревке на запястье и упала прямиком на палача, выбив воздух из его легких. Он быстро сориентировался, обхватил меня одной рукой, убрал с себя и посадил рядом. А сам принялся развязывать узлы.
Я поджала губы и поднялась на ноги, собираясь скрыться с его глаз.
– Мне надо уединиться, – было кинуто через плечо, чтобы предотвратить преследование, как только я оказалась свободна.
Когда я добралась до ближайших кустов, у меня все-таки начали трястись пальцы. Я обещала себе отомстить этому человеку, сбежать от него, показать, что не все решается грубой силой и что Эйви Морисон невозможно остановить. Но утро, обычная близость, интерес к Тиррену пошатнули всякую уверенность в своих суждениях и желании так поступать.
Почему?
Я привела себя в порядок и размотала длинную ленту плотной ткани, удерживающей медяки. Немного поразмыслив, я обвязала ею бедро, захватывая правую ногу таким образом, чтобы было проще дотянуться до монеток. Две из них снова оказались между ее полосками, открывая лишь свои бока, чтобы случайно не потерялись, не исчезли в самый неподходящий момент. Третью же я засунула под обновленную повязку, хотя крайне не хотела выпускать ее из рук. Медяки добавляли каплю уверенности и являлись моим спасением. С помощью миама мне не единожды удавалось избежать неприятностей, он стал неотъемлемым помощником, но в то
