да машины. Видал, на какой машине дорогой подъехала! А откуда, спрашивается, у такой молодой девки деньги? Работать вряд где работает, целыми днями дома. А покупка за покупкой. То шуба, то сапоги. Летом вон, говорят, на курортах побывала.
– Кто говорит? – раздраженно сморщился Данила, отодвигая пустую тарелку из-под первого.
– Бабы говорят! А уж они, если говорят, значит, так оно и есть.
– А... тогда понятно! – Данила опустил вилку в жаркое из грибов и картошки и принялся со злостью вылавливать маленький опенок. – Если бабы говорят, то так оно и есть! А чего же еще про нее бабы говорят?! Чего такого, что я не знаю?!
– Ой, все так прямо ты про нее и знаешь! – махнула на него мать полотенцем.
– Что надо – знаю...
– А вот бабы говорят, что чудная она, Эмка твоя.
– Ты не там ударение, мать, ставишь в этом слове. Ударение должно быть на первом слоге – чудная она, мать, чудная. И лучше ее для меня нет никого. Что бы там твои бабы ни говорили.
– Слышь, Даня, – Вера Васильевна опасливо покосилась на дверной проем, словно кто-то их мог сейчас услышать. – Говорят, покойнички-то ей миллионы оставили. На них, мол, девка и живет.
– Ну вот, а говоришь – проститутка, – подхватил Данила почти весело. – Хороша же девка, мать, поверь. Избалованная, может, чрезмерно – этого не отнять. Это опять же оттого, что красивая очень...
Мать помолчала, пристально наблюдая за тем, с каким мечтательным выражением лица сын уплетает картошку, и вдруг, всхлипнув, приложила к лицу полотенце.
– Ты чего, мать? – опешил Данила от неожиданных перепадов в ее настроении.
– Ничего!!! Погубит тебя эта шалашовка! Погубит! Не нужна она тебе. Не по себе сук рубишь, Даня. Не по себе.
– Ну а кто, по-твоему, по мне? – Данила в сердцах отшвырнул от себя вилку. – Кто?!
– Чем Галинка плоха? – Мать, мгновенно осушив слезу, недовольно поджала тонкие губы. – Девчонка с пятого класса за тобой хвостом увивается.
– Пусть эта Галинка идет ко всем чертям собачьим! – рявкнул вдруг ни с того ни с сего сын, вскакивая с места. – И хватит мне тут ерундой заниматься! Сватать она мне еще будет!
Он почти бегом кинулся из кухни в комнату, и вскоре до матери донесся отчаянный рев магнитофона. Этого она выдержать уж никак не могла. Мало того что голос на нее повысить посмел. Так к тому же еще и музыку свою собачью завел. В конце концов, это ее жилплощадь. И она, а не кто-нибудь распоряжается здесь каждым метром. С плохо сдерживаемой яростью Вера Васильевна покидала в мойку посуду. Стерла со стола и, повесив полотенце на плечо, фурией ворвалась следом за сыном в единственную комнату.
– Выключи! – глыбой повисла она над Данилой, возлежащим на диване с сурово сведенными бровями. – Немедленно выключи!
Сын подчинился. Музыка смолкла, но насладиться благословенной тишиной мать ему не позволила. Переваливаясь с боку на бок, она принялась метаться по комнате,
