вот, – добродушно проворчал голос, – сейчас полегчает. А то нервная, вся в мать!
Действительно, полегчало. Но только как-то… не так. Я знаю, как отпускает после приема успокоительных препаратов, а сейчас все было не так. Отвар начал действовать мгновенно, расслабляя нервную систему, но сознание оставалось совершенно чистым. Более того, скорость мышления не замедлилась, сонливость не накатила…
– Что это? – Заглянула я в кружку.
Мама насмешливо хмыкнула.
– Рецепта я не знаю, это Клавдий готовит, – сообщила она.
– А Клавдий…? Вы что, из Клавки душу вынули? – Вдруг дошло до меня. Как бы бредово это не звучало, но от этих мутантов можно было ждать чего угодно. Я их не просто так боюсь.
– Какой Клавки? – Тут же озадачился Филька.
– Клавдия в добром здравии пятнадцать минут назад уехала в Березкино, – покачал головой Антон.
– Сама? – Не поверила я. – А как же я?
– Она больше не будет охранять тебя. Она не справилась с данным заданием, – пояснил мамин муж.
Э-э-э! Я даже подвисла на несколько секунд. Клавка-то не справилась? Она же меня увезла сюда, и я живая. Чего они так к ней относятся?
– Почему не справилась? – Поджала я губы.
– Об этом тебе предстоит поговорить с Хозяином, – ушел Антон от ответа.
– Да, мы вечером планировали поговорить об этом, – я только сейчас заметила вошедшую в дом Веру, которая, видимо, уже некоторое время слушала нашу беседу (если это можно было так назвать). – Ну, что? Поговорили? – Она посмотрела сначала на маму, а потом на меня.
Мама почему-то смутилась, вцепившись в рукав рубашки Антона. Мне тоже было нечего ей рассказать из того, что со мной случилось за последние месяцы. Не про Сережу же ей говорить…
– Да, поговорили, – кивнула я, покосившись на кухню.
Мама просто промолчала, а Фимка с независимым видом уселся за стол.
– У меня сегодня три пятерки: по математике, литературе и латыни, – сообщил он с улыбкой.
– По латыни? Зачем вам здесь латынь? Это же мертвый язык, – опешила я.
– Множество медицинских терминов пишется по латыни, – пожал плечами брат, – у нас большая часть класса на эти занятия ходит, чтобы потом помогать людям.
– Помогать людям…, – усмехнулась я и поймала на себе неприязненный взгляд Антона. – Я сегодня очень устала. Вер, отвези меня куда-нибудь, где я смогу выспаться, – попросила сестру.
Вера кивнула, коротко обняла маму и Фимку и поманила меня за собой. У меня не осталось моральных сил, чтобы даже попрощаться с ними по-человечески. Я посмотрела на маму, которая не знала, куда себя деть, кивнула Фимке и поспешила за Веркой. С сестрой мне было легче всего. Она почти никогда не пыталась меня жалеть. У нее жесткий и почти невыносимый характер, но есть прекрасная черта – отсутствие жалости к человечеству. Сочувствие – да, сожаление – конечно, но не жалость. Все остальные меня именно
