нельзя было назвать скромной, однако, как ни странно, хозяину этого дома с просторными и светлыми комнатами было присуще именно такое качество. В обществе малознакомых людей ее отец проявлял уступчивость и снисходительность, которые в присутствии членов семьи, по рассказам Этти, совершенно исчезали. Этти не раз признавалась в том, что в ее жизни были минуты, когда она мечтала о мягком, ласковом отце. Однако мог ли мягкий и слабохарактерный человек добиться в жизни того, что имел ее отец в свои пятьдесят четыре года? Я пришла к выводу, что это исключено. Он был властным человеком, и власть эта управляла его миром.
Иногда мне казалось, что жизнь Этти и ее шестнадцатилетней сестры Александры была четко расписана еще задолго до их рождения, и они, обладавшие собственными желаниями, склонностями и стремлениями, были совершенно лишены возможности личных суждений в отношении своих жизней. Они были лишены выбора, что, несомненно, подавляло и умаляло все остальные блага, которые в избытке преподносила им жизнь.
Этти обладала той редкой чертой характера, которая позволяла ей радоваться всему, что ее окружало, – она не особенно разбиралась в событийности, была всегда всем довольна и никогда не анализировала свою жизнь.
Насколько мне было известно, сестра Этти придерживалась иного мнения – ей был присущ менее покладистый характер, который, вероятно, она унаследовала от отца. По рассказам Этти, ее сестра часто спорила с отцом, вплоть до того, что Александра по несколько месяцев могла не разговаривать с ним, тем самым добиваясь от него хотя бы малого снисхождения к своим решениям. Этти же было проще уступить, нежели вносить в семью раздор. Я очень любила Этти за ее бесконечную доброту и снисходительность ко всем и всему тому, что ее окружало.
За окном снова начинало греметь. Отступившая было буря вновь приближалась к городу. Туча, черная, как чернильное пятно, медленно поднималась из раскаленного горизонта…
ГЛАВА 5
Маленький велосипедный звонок издал короткий звук. Вот велосипед снова подскочил на выступавшем из земли корне сосны, и лесную тишину пронзил звон. В воздухе густо пахло смолой. Жаркое солнце едва проникало сквозь пушистые верхушки сосен, раскрашивая влажную после ливня землю десятками солнечных бликов.
Уже около получаса мы с Борей ехали по узкой лесной тропинке, отчаянно выкручивая руль там, где корни сосен были особенно высоки. Под колесами наших велосипедов то и дело трещали шишки и шуршали мягкие иголки.
Дом, в котором жили бабушка и дед, находился в одной из тех многочисленных деревень, которыми полнятся Подмосковье и прилегающие к нему области.
Дом стоял на холме, и из всех окон, выходивших на запад, открывался вид на желто-зеленые, а в начале лета местами голубые от люпинов просторы. Сосны закрывали восточные стены дома, так что он словно из зеленой колыбели широко распахнутыми окнами смотрел вслед тонувшему солнцу.
Летом мы приезжали
