уточнить, о каких гонцах идет речь и к кому они были посланы.
1 декабря 1533 г. в Москве стало известно о прибытии на границу литовского посланника Юшки Клинского, но в связи с тяжелой болезнью великого князя он был задержан в Вязьме. Как выяснилось, посланник вез грамоту от литовских панов-рады, виленского епископа князя Яна и канцлера О. М. Гаштольда, адресованную «братьи и приятелем нашим» – боярам кн. Д. Ф. Бельскому и М.Ю. Захарьину. 18 декабря, уже после смерти Василия III, Клинский был принят кн. Д. Ф. Бельским на своем дворе; на приеме присутствовали также М. Ю. Захарьин, дворецкий И. Ю. Шигона, дьяки Меньшой Путятин и Федор Мишурин. 21 декабря посланник был отпущен обратно в Литву207.
Следовательно, под «приятелями» литовских панов в письме Нипшица имелись в виду бояре кн. Д. Ф. Бельский и М. Ю. Захарьин. Учитывая, что дорога от Москвы до Вильны занимала тогда в среднем несколько недель208, Клинский мог вернуться в литовскую столицу в первой декаде января, и, возможно, именно полученная от него информация была использована Нипшицем в упомянутом выше послании Альбрехту от 15 января.
Сообщая далее герцогу в том же письме о возвращении литовских гонцов из Москвы, Нипшиц написал (по-видимому, с их слов): «Тот, который был назначен опекуном (Der, so formud geseczt), уже схвачен: он вел интриги, чтобы самому стать великим князем. Опекунами являются трое других господ (Synt andre drey hern formuden)…»209
Ту же версию Нипшиц повторил в послании Альбрехту, написанном в конце января 1534 г. По его словам, ожидается прибытие московского посольства210 с известием о том, что «старый [великий князь. – М. К.] умер, и его сын в трехлетнем возрасте избран великим князем, а три господина, которые стали опекунами (dy III hern, so formunden vorden), будут править от его имени; каковые опека и управление должны продлиться 15 лет (welcher formutschaft und regement 15 yor lank tauren solt)…»211.
То, что именно такая трактовка последних распоряжений Василия III была в итоге признана литовскими и польскими наблюдателями заслуживающей доверия, явствует не только из приведенных выше писем Нипшица, но прежде всего из того факта, что как раз эту версию излагает (с ценным дополнением!) придворный историограф Сигизмунда I Бернард Ваповский в своей Хронике, над которой он работал в те годы. «Василий, князь московитов, – сообщает хронист под 1533 г., – скончался, оставив по завещанию своим наследником четырехлетнего сына и при нем – трех правителей (gubernators), которым больше всего доверял; среди них был Михаил Глинский, литовец…»212
Со слов своих польских информаторов эту версию повторил и С. Герберштейн. В «Записках о московитских делах» (1549 г.) он дважды упоминает о назначении Глинского опекуном малолетних сыновей Василия III: сначала под рубрикой «Обряды, установленные после венчания великого князя», в рассказе о втором браке Василия III, а затем в разделе «Хорография» – в связи с биографией князя
Сб. РИО. СПб., 1887. Т. 59. С. 1 – 2, 4.
Так, грамота панов-рады, посланная с Ю. Клинским, датирована в Вильне 8 ноября 1533 г., а 1 декабря Василий III получил донесение от смоленского наместника кн. А. А. Ростовского о прибытии посланника на русскую границу (Сб. РИО. Т. 59. С. 1, 3). Посланные в Литву с ответной миссией 27 декабря 1533 г. Т. В. Бражников и Ю. Звягин вернулись в Москву 24 февраля и привезли грамоту от литовских панов, датированную в Вильне 8 февраля 1534 г. (Там же. С. 10, 13).
AT. T. XVI. Pars 1. № 38. P. 68.
Речь идет, очевидно, о Т. В. Бражникове и Ю. Звягине, которые уже в середине января 1534 г. прибыли в Литву, но должны были дожидаться окончания сейма, созванного в Вильне, прежде чем их допустили в столицу Великого княжества (см.: AT. T. XVI. Pars 1. № 11. P. 22).
AT. T. XVI. Pars 1. № 73. P. 156.
Kroniki Bernarda Wapowskiego… część ostatnia. Kraków, 1874. S. 249.
