бы припоминала, что разлившееся молоко уже текло подобным образом по старому линолеуму. Как такое могло быть? Когда? И кем тогда была я? Ответить на эти вопросы я не могла. А еще я заметила, что оконные рамы мне удается поднимать и опускать с большим трудом, словно размеры направляющих чуть изменились, может, даже возник какой-то перекос, как в окнах кабинета доктора Калигари. Это тоже было очень странно. А когда на исходе дня я лежала голой в ванне, огоньки свечей иной раз колыхались, словно что-то пробегало мимо в темноте, аккурат за границей моего маленького круга света. Я все сильнее и сильнее чувствовала, будто что-то наблюдает за мной. Когда смотрела на себя в зеркало, буквально ощущала спиной этот неприятный крысиный взгляд, и краем глаза могла поймать мелькание чего-то позади меня. Но когда поворачивалась, чтобы взглянуть на это существо, ничего не видела. Я решила, что должна перейти к активным действиям, поймать незваную гостью, но гуманным способом. Поэтому взяла старую коробку из-под обуви, положила в нее сыр, а приподнятую крышку закрепила на старой отвертке. Воспользовалась не раз и не два проверенной мультяшной стратегией: крыса улавливает запах сыра, залезает в коробку, сшибает отвертку, крышка: хлоп, – и зверь в ловушке. Что ж, в четыре утра план показался мне весьма удачным. И уже на заре, когда мне снились речные раки и что-то мягко покусывало мои груди, меня разбудил звук падающей крышки: хлоп. С гулко бьющимся сердцем я, волоча ноги, поплелась на кухню, в одной только футболке и носках, и вот она, коробка из-под обуви, с закрытой крышкой. Медленно я подбиралась к ней, в полной уверенности, что это сырная могила воздушной крысы. Ближе и ближе. И тут меня охватили сомнения. Теперь я ее поймала, но что мне с ней делать? Сама мысль о том, чтобы поднять коробку, не радовала. По какой-то причине тревожило, что крыса не будет сидеть на месте. Но я заставила себя протянуть руки и поднять коробку с пола. Она оказалась на удивление легкой. Я ее легонько потрясла. Что-то в ней задребезжало. Я сняла крышку. Отвертка, пара крошек сыра. И внезапно я ощутимо почувствовала, что сзади за ной наблюдают. По спине пробежал холодок. Я резко обернулась и увидела мою маленькую девочку. Она стояла в дверях, сжимая в руках маленькую, набивную собачку, большие, удивленные глаза смотрели на меня. Дочка засмеялась. Она думает, это смешно. Для нее все это – как ситуация из мультфильма. Я – ее немецкий Даффи Дак. Днем она смотрит мультфильм, в котором маленький песик обследует мир в тщетной попытке найти своего улетевшего «голубка». «Вонючка», – кричит моя дочь. И я чувствую себя в какой-то степени мультяшной. Если почти тридцатилетняя женщина вдруг становится одержимой крысой, это более чем глупо. Мне следует поставить настоящую крысоловку или рассыпать крысиный яд, но я колеблюсь. У меня ребенок. У меня кошка. Не люблю я яд. Почему-то его использование мне представляется непорядочным. Но тревога нарастает день ото дня. И я начинаю подозревать, что кошка на самом деле предательница. Она позволяет этому существу пить молоко из ее миски. Иногда у меня такое чувство, что они пьют молоко вместе, бок о бок,