осужденных за государственные преступления, проходило по соответствующим статьям «Уложения о наказаниях». Иногда власти считали необходимым явных политических противников привлекать к судебной ответственности именно за оскорбление императорского дома. Так, когда известный «охотник за провокаторами» В.Л. Бурцев вернулся в Россию после начала Первой мировой войны, то он при пересечении границы был задержан и передан в распоряжение прокурора Петроградской судебной палаты, который возбудил предварительное следствие по обвинению Бурцева в преступлении, предусмотренном 1-й частью статьи 103 Уголовного уложения. В вину ему вменялась публикация в 1913 году в парижской газете «Будущее» статей, оскорбляющих императора. Особое присутствие Петроградской судебной палаты признало Бурцева виновным, он был приговорен к ссылке на поселение.
Однако большая часть лиц, привлеченных к ответственности за оскорбление членов императорской семьи в 1911 году, не рассматривалась властями как серьезные политические преступники. Большинство (1167 из 1203) отделались арестом, часто кратковременным. И состав преступников весьма отличался: если другие виды государственных преступлений совершались в основном представителями т.н. «интеллигентных слоев общества», т.е. лицами, имевшими среднее и высшее образование, то за оскорбление императорской фамилии к уголовной ответственности привлекались преимущественно поденщики, горнорабочие и главным образом лица, занимающиеся сельским трудом (в 1911 году 80 % лиц, привлеченных за оскорбление Его Величества, составили крестьяне). Среди людей, совершивших другие государственные преступления, представителей национальных меньшинств было больше, чем их доля в населении империи, а по делам за оскорбление императорской фамилии привлекались преимущественно русские (т.е., соответственно бюрократической классификации того времени, великороссы, украинцы, белорусы)85. Итак, если верить современной уголовной статистике, оскорбление представителей царской семьи – это прежде всего преступление «пьяное», «русское» и «крестьянское».
Вряд ли, однако, представители иных сословий и других этнических групп реже, мягче или осторожнее оскорбляли в своих речах членов царствующего дома Романовых. Это подтверждают иные источники. Так, французский посол, характеризуя настроения в Петрограде в октябре 1914 года, отмечал, что такое преступление, как «оскорбление его величества», является привычным проступком в светских беседах высшего общества столицы86. Однако участников этих светских разговоров, которые велись в петроградских особняках, к уголовной ответственности за это преступление не привлекали. Вернее было бы предположить, что в русской (т.е. великорусской, украинской, белорусской) крестьянской, деревенской среде в силу различных причин чаще находились желающие информировать власти о преступлении этого рода, а образованные горожане разного положения сравнительно редко использовали именно это обвинение в своих доносах.
Существовало несколько
