вечером. Я держала тебя, а она стригла. Так твой папа велел. Говорит, в армии все так ходят.
– Поживем – увидим. А мы с тобой любовью-то занимались?
Аленка хихикнула и сообщила, что он ни на что не был годен.
– Твоя мама даже предлагала мне остаться.
– А твоя мама предлагала тебе остаться?
– Нет. Она и так меня ругала за то, что я пришла домой во втором часу.
– Да, в жизни две беды: понос и теща. Извини.
– А почему?
– Теща?
– Нет, понос.
– Дорогая, ты еще так молода, и у тебя все впереди, – он невольно рыгнул ей в лицо и не стал больше извиняться. Не стоит. Пусть она запомнит о нем хоть что-то.
Родители стояли в стороне и не мешали молодым прощаться. В центре небольшого пятачка перед военкоматом – никого. Призывники с родственниками, любимыми и друзьями стояли под деревьями и вели неспешные разговоры.
В основном, гадали, кто куда попадет, просили чаще писать, напутствовали, чтобы лишний раз сыновья не подставляли свои головы.
Капитан, проверявший повестку у Резинкина, когда тот приходил на медкомиссию, вышел на середину небольшой асфальтированной площадки.
– Становись! – зычно скомандовал он, и людская масса пришла в движение.
Взяв старенький рюкзачок, висевший на сучке дерева, Витя набросил его на плечо. Внутри, кроме зубной щетки, пасты и куска мыла, имели место быть еще и обруч домашней колбасы, немного брынзы и котлет.
Аленка прильнула к нему. Их губы соединились. Мир разделился на две половинки – до этой первой в его жизни военной команды и после. Груз расставания навалился на всех, кто пришел провожать своих пацанов.
Подошли проститься мать и отец. Витя обнял отца, поцеловал мать, не скрывающую слез. В последний раз он чмокнул Аленку.
– Не беременей тут без меня.
– Постараюсь, – пролепетала она и смахнула слезу.
Он не очень твердыми шагами заторопился к выстраивающейся шеренге.
Первым стоял широкоплечий – тот, которого Витек приколол и выставил перед комиссией без трусов.
Затесавшись пятым или шестым, Витя замер.
– Все? – спросил сам себя капитан, оглядывая родственников и ища тех, кто, может быть, никак не мог расстаться с близкими. – Вроде все.
Найдя глазами своих, Резинкин стоял в строю и видел, как мать теребит платок, как отец сурово смотрит на него, как Аленка время от времени помахивает маленькой тоненькой ладошкой.
– Безбородов!
– Здесь!
– Солдат, услышав свою фамилию, громко и четко отвечает «я», – просветил капитан.
– Я!
Резинкин пропустил все эту галиматью мимо ушей. Ему бы на ногах устоять. Говорили, будет автобус. Пока до Твери докатят, он немного отойдет от вчерашнего.
– Резинкин!
– Здесь!
– Не
