Да у меня в жизни чувства юмора не было! Как и друзей, все из которых считали меня слишком серьёзной.
– Маша, да успокойся ты!
Я бы с радостью, но Илья Глебович держит меня за плечи, а это не способствует.
– Морозова, имей совесть! Если ты грохнешься тут в обморок, ректор сожрёт меня вместе с машинным маслом. Маша, – вздохнув, он за подбородок приподнимает моё лицо, – да пошутил я. По-шу-тил.
– Шутки у вас…
Сжавшиеся было когти ужаса немного разжимаются, выпуская сердце из объятий. Всё хорошо, просто в голове у меня опять не о том… Сбросив его руки, я глубоко вздыхаю, в очередной раз осознавая собственный идиотизм. Да почему я снова о постели-то?! Ну, не изнасиловал бы он меня ведь!
И тут же краснею от собственных мыслей.
– Морозова, – глядя на моё, наверняка, пятнами пунцовое лицо, с интересом хмыкает Глебов, – а скажи-ка мне, о чём ты сейчас подумала?
– А зачем вы меня… – Лапали? Зажимали? Обнимали? Ни один из вариантов не подходит и я молчу, нервно прикусив губу.
– Я тебя что? – побуждая продолжать, весело интересуется Илья Глебович.
– Ничего, – раздражённо буркнув, мне приходится поправить сползающую сумку. – Всего доброго, Илья Глебович.
«Чтоб вам подавиться!», – недоговорено, но понято всеми участниками беседы.
– Морозова, – догоняет меня голос преподавателя за два шага до двери, – а свидание?
Он не о том. Он не о том. Он не о том.
Хорошая мантра, только почему-то не помогает – сердце снова бухает как ненормальное, а из головы выветриваются все мысли, кроме неприличных.
– Что вы имеете в виду? – В развороте должна быть грация и холодное изящество, но ни того, ни другого с нашего чаепития у меня не прибавилось.
– Выигрыш, Морозова. Ты же помнишь, что нельзя оставлять неудовлетворённым… моё любопытство.
Нет, намёк в многозначительной паузе мне только кажется. Кажется и всё! И плевать, что выражение у, присевшего на край стола, Глебова под стать намёку.
– С малознакомыми мужчинами не откровенничаю! – Гордо тряхнув головой, я резко разворачиваюсь, запинаюсь о порог аудитории и вылетаю в коридор.
Под тихий смех одного раздражающего преподавателя.
Ужас, ужас, ужас. Это что и где сдохло, если дурацкий поцелуй развернул мои отношения с одним из самых проблемных преподов в совершенно непонятную плоскость? Непонятную, нервную, напрягающую меня лично, потому что сегодня на парах Глебова состояние «Меня здесь нет» чередовалось с засматриванием на него же.
И это после «случайной» встречи с Артуром в приуниверсистетском парке! Дурацкая счастливая улыбка сама наползает на губы, стоит вспомнить прогулку до отмёрзших пальцев, до разговоров обо всём на свете, и его добрую улыбку.
– Ой!
Удар в чью-то спину вырывает из мечтаний о парне, которого Пермякова крепко держит в наманикюренных когтях. Воздух вышибает из груди и, отшатнувшись, я потираю
