когда я находился в Брюсселе. Хотя я и слышал эти разговоры, но я решил не отказываться от своего долга. На ее месте многие благодарили бы меня, но она, узнав, что за это надо немного заплатить, еще больше ополчилась на меня. Она не только начала жаловаться, что я не делаю никакой разницы между родственниками и нашим кюре, которому я все сделал бесплатно, но и стала обвинять меня, что я дал ему больше, чем следовало бы. Она проконсультировалась в Орлеане и решила, что соглашаться на аббатство – это спекуляция, и всем объявила, что не хочет этим заниматься.
Это не помешало мне сделать все, что я хотел, для ее старшего сына. Узнав, что он попусту теряет время в деревне, я поместил его в Академию, а потом, оплатив его пансион, представил его господину кардиналу и спросил, куда его можно пристроить. Мне хотелось определить его в мушкетеры, но, зная, что у меня не очень хорошие отношения с господином де Тревилем, который ими командовал, я решил этого не делать. Да мой брат и сам был больше склонен к службе в гвардии, чем к тасканию мушкета в каком-нибудь полку. Когда я понял это, я поместил его в гвардию, и через шесть месяцев господин кардинал дал мне для него младший офицерский чин[21]. Давая его, он мне сказал, что в этом-то и заключается разница между тем, что принадлежит ему, и тем, что ему совершенно неинтересно.
Это прекратило на некоторое время стенания моей мачехи, во всяком случае она стала возмущаться не так открыто, опасаясь, что в нее в ответ бросят камень. Но мой брат был убит во время первой же осады во Фландрии, и она возобновила ругательства в мой адрес. Она стала говорить, что я погубил ее сына ради каких-то своих интересов, что без этого я не стал бы искать ему должность, что для этих же целей я вызвал в Париж еще двух своих братьев, что я и третьего хочу подвергнуть той же участи.
Все советовали мне не обращать внимания на эту сумасшедшую, но я это делал скорее для себя, чем для нее. Я попросил господина кардинала отдать мне младший офицерский чин моего убитого брата, чтобы я мог передать его старшему из тех, кто остался. Можно сказать, что я занимался детьми, не имея возможности произвести хотя бы одного на свет.
Это все сильно истощало мою казну, а если добавить к этому и мою собственную расточительность, то это позволяло господину кардиналу часто повторять, что я напоминаю ему бездонную корзину.
– Мне вечно не хватает денег, Монсеньор, – сказал ему я, – но имейте жалость к бедному отцу, у которого есть еще шесть детей. Он засмеялся в ответ и больше не отказывал в том, что я просил. Из этого я вытянул пятнадцать тысяч ливров в год, не считая двух аббатств, двух младших офицерских чинов в гвардии, которые были мне даны. Одну из моих сестер он поместил в Монмартрское аббатство, и это не стоило мне ни су[22], но я стал смотреться как маленький фаворит. Но при всем при этом я не всегда выглядел довольным своей судьбой, и я говорил, что у меня нет ничего и после меня ничего не останется.
– Монсеньор, – говорил
Ensiegne – младший офицерский чин во французской армии, эквивалентный прапорщику (прапорщиками первоначально назывались знаменосцы), который, применительно к Франции XVII века, может быть переведен как «младший лейтенант».
Су – одна двадцатая часть ливра.
