он по-русски. И улыбнулся Виктории. – Видишь, я запомнил.
Дичь попалась: в сетке, не двигаясь, испуганно сидел крупный грызун типа морской свинки.
– Ой, давай отпустим! – воскликнула девушка жалостливо.
Но её спутник на этот раз решительно покачал головой.
– Нет. Нам, особенно тебе, нужен горячий бульон и свежее мясо. Ты иди вперёд, домой. Я задержусь, всё сам сделаю…
Вечером они и в самом деле ели очень вкусный наваристый суп с кусочками нежного мяса. Тори наворачивала его без всяких комплексов, похвалила:
– Ну, Энтони, ты просто клад! Всё умеешь и знаешь! Даже поварское искусство. Повезёт же какой-нибудь девушке с таким мужем!
– Подумай об этом серьёзно, – произнёс Тони спокойно, словно между прочим, на минутку приостановив движение ложки ко рту.
Потом, сделав глоток, поднял взгляд на Викторию. И она вдруг смутилась – так пристально и пытливо смотрел он на неё… И тут же, наверное чтобы разрядить обстановку, он спросил:
– Ты несколько раз упоминала своего брата. Я так понял, что он старше тебя и живёт в Штатах. А кто он по профессии?
– Медик. Но это в прошлом. Там, в Америке, он стал скульптором… Боже мой, увижу ли я его!
Перед сном, оставшись одна в своей комнате в бунгало, Виктория подошла к окну. Москитная сетка, тонкая, как марля, ничего не скрывала: ни тёплого дыхания южной ночи, ни звуков, ни силуэтов деревьев, залитых лунным сиянием. Вспыхивали и гасли зеленовато-жемчужные светлячки. «Словно огоньки лампад» – подумала Виктория. Закрыла глаза, представила икону Спаса Нерукотворного, лик Иисуса Христа с печальным, требовательным взглядом… Трижды перекрестилась и стала тихонько, почти неслышно читать молитву «Отче наш».
Собственно, только её Виктория и знала наизусть. Она до конца не была уверена – верующий она человек или нет. Крещённая, православная – это да. Но истинная, убеждённая вера – это совсем другое. Виктории очень хотелось верить: она ходила в церковь – изредка, но всё же ходила, – один раз даже прошла, в дни Великого поста перед Пасхой, обряд маслособорования. Но от себя не скрывала: есть у неё сомнения, есть вопросы без ответов. Это и понятно: родилась ведь и росла она, как и многие её ровесники, в семье советских атеистов. Ни Сергея, ни Вику родители не крестили. Не потому, что это запрещалось – кто хотел, делал. Просто считали этот обряд бессмысленным. Но наступили иные времена, зазвучали иные песни. В том числе – и церковные песнопения. По телевидению стали транслировать торжественные службы из главных соборов страны, и вдруг оказалось, что многие известные люди – артисты, писатели, политики, – верующие. Их лица мелькали с экранов, когда они истово крестились или прикладывались к образам. Отец скептически кривил губы, восклицая:
– О, ещё один! Помню я его разоблачительные статьи в журнале «Научный атеизм». Оказывается, это он маскировался! Очень, надо сказать, удачно и убедительно…
В какой-то степени отец был прав: среди тех, кто ринулись в храмы, были и коньюктурщики, и
