в букинистическом, где всё чаще появлялись в продаже некогда дефицитные, а теперь никому не нужные альбомы по искусству.
Выставка «Ожидание» открывалась работой Шагала – юная беременная на фоне красных небес, будто внутри собственной утробы. Потом шла рыжая модель Климта, которая может начать рожать в любой момент. Бессчётные мадонны, чета Арнольфини Яна ван Эйка… Выставка была почти готова, живота у Юльки всё ещё не имелось, зато тошнило каждый день, утром и вечером. И веером, бывало что и веером. Юлька, не пропустившая за последний год ни единой политической новостюшечки, теперь едва-едва откликнулась на осаду Останкино и штурм Белого дома. Зато первый снег показался ей настолько тошнотворным, что она даже годы спустя помнила это чувство – мощное, сильное, отвратительное.
Красота была с Юлькой рядом, как верная подруга, – и Вера тоже была рядом, напоминала про врачей, колола грецкие орехи и чистила гранаты. Юлькина мама повторяла, что у Веры Стениной золотое сердце. И чёрная зависть, горько думала Вера, вскрывая очередной орех, – там пылила сгнившая сердцевина.
– Нет, ну точно парень будет, – фальшиво радовалась Стенина, глядя, как хорошеет Юлька от триместра к триместру. Всем известно, что девчонки пьют материнскую красоту. Была бы Тонечка Зотова постарше, непременно подтвердила бы это со всей ответственностью.
Потом Юлька, конечно, стала округляться – но в шар-бабу не превратилась. Весной, когда уже подходил срок, Вера выгуливала Юльку в Зелёной Роще, подальше от стадиона и детской площадки. На скамейке сидел сутулый старик в длинном плаще с ямщицкими отворотами – он так долго смотрел на Юлькин живот, будто ждал от него ответа. Перекрестился, что-то пошептал себе в бороду. Вере это не понравилось, а Юлька улыбнулась старику и от себя, и от имени живота.
Через пару дней Вера закончила пристраивать на мысленную стену последнюю работу для «Ожидания»: две красивые голые девушки кисти неизвестного художника, одна держит другую пальчиками за сосок, современный жест о’кей. Причудливая идея художника – так девушка сообщает о беременности сестры. Хорошая картинка для спальни, жаль, что от этого холста исходил тяжёлый дух пота и зависти, а беременной было ещё и больно, ведь сестра не отказала себе в радости крепко сжать пальчики. Вера отошла на несколько шагов – полюбоваться результатом, и тут зазвонил телефон.
Копипаста говорила звонко и торжественно, придерживая новость, как полы разлетающегося больничного халата:
– Привет, что делаешь?
Вера начала рассказывать, и Юлька ждала, переполненная новостью, пока ей говорили про университет, зачёт и какую-то методичку.
– Понятно, – сказала Юлька. – А я тут родила между делом. Дочка, три двести, Евгения.
Ночью её увезли на «Скорой» в четырнадцатый роддом, на Уралмаш.
– Больно было? – спросила Вера, но Юльку в этот самый момент отогнали от телефона-автомата другие роженицы, халатные женщины всех возрастов и размеров. Вера
