звездочками и целлулоидными, вредными для шеи подворотничками, а я отстал возле прилавка игрушек.
Я не заметил, когда отец вернулся.
– Покажите эти… автомобильчики, – услышал я его голос над своей головой. Я понял, что сейчас произойдет невероятное.
– Можно собрать любую машину, – сказал я, охрипнув от волнения, – а мотор для всех один…
– Я вижу, – тоже слегка хрипловато ответил отец.
Он вообще уже похрипывал, начиналась болезнь, которая в конце концов убила его…
Вечером они с соседом сидели на кухне, собирали и разбирали автомобильчики. Когда очередной кузов привинчивался к шасси, от результата нельзя было оторвать глаз. А потом привинчивался другой кузов, и масштаб менялся. Наконец дали свинтить какой-то автомобиль и мне…
Как и следовало ожидать, автомобильчики мне скоро надоели. Вероятно, идея уравнять неравных, поставить всё на общее шасси перестала казаться привлекательной. Куда делся набор кузовов, не помню. Только зеленая «гоночная» осталась привинченной к общей раме и долго стояла на столе, за которым я делал уроки, потом разбирал задачи «из Моденова» – сборника, предназначенного для дополнительной подготовки абитуриентов, потом писал первые чудовищные стихи… Зеленая машинка напоминала о привлекательности ложных идей.
Вернее, тогда она ни о чем не напоминала, но потом до меня дошел смысл нелепой игрушки.
Ручка-карандаш складная
Я пошел в школу неполных семи лет осенью 1950 года.
Дата сегодня представляется невероятной.
Мы ходили в школьной форме из серого сукна – в широких гимнастерках, рубахах со стоячими воротниками, заправленных под ремни, – и выглядели ожившими мелкими фигурами с картинки «Нижние чины перед отправкой на позиции» из иллюстрированного дореволюционного журнала – такой почему-то валялся у нас дома. Старшеклассникам полагались вместо гимнастерок кители вроде офицерских; мы им завидовали, потому что в нашем военном городке офицерская форма была единственной мужской одеждой. Девочки носили коричневые платья с длинными черными – или белыми по праздникам – фартуками. Фартуки были с крылышками, скрывавшими плечи и те места, где предполагалась грудь… Эта гимназическая стилистика вполне укладывалась в общую позднесталинскую, с погонами и мундирами для всех ведомств. Форменная одежда имелась у шахтеров и дипломатов, юристов и лесников, дело шло к общим чиновничьим мундирам и шпагам. Офицерам к парадной форме, с гербовыми пуговицами на пояснице (они сами придумали дразнилку «Человек во фраке, пуговицы на сра…зу видно, важный человек»), полагалась сабля. Империя возвращалась – по крайней мере, костюмы государственных людей, а государственными считались все, – к истокам… Обучение в больших городах было раздельным, мальчики и девочки учились врозь, встречаясь только на торжественных пионерских построениях и на вечерах по большим праздникам. На вечерах парами танцевали па-де-катр и па-де-патинер, советские кадеты-суворовцы в черных
