галлами никогда нельзя знать точно… – ответил я. – Они люди эмоциональные, вспыхивают от любой искры и любят подраться. Их может понести в любую сторону. Когда мы оттуда уезжали, они по большей части были спокойны и довольны, но завтра может вдруг объявиться какой-нибудь заводила, произнесет гневную речь, обвиняя их в том, что они стали бабами и принимают римское господство, и на следующий день вся Галлия восстанет, просто чтобы доказать, что они мужики.
– Ну, мы их не раз били прежде, – заметил секретарь, проживавший на безопасном расстоянии от Галлии.
– Но и они несколько раз нас били, – напомнил я ему. – Если поднимает мятеж одно или два племени, это не опасно. Но если все галльские племена вдруг решат наброситься на нас, я не вижу способа, как нам с этим справиться. Они превосходят нас численностью, на одного римлянина их приходится по полсотни, к тому же они на родной земле.
– Нам нужен новый Марий[20] – сказал кто-то. – Уж он-то знал, как обращаться с галлами и германцами.
– Он и с римлянами умел управляться, – мрачно добавил я. – В основном вырезая их.
– Только тех, кто имел ранг сенатора, – пропищал несносный маленький секретарь. – Но вы-то, Метеллы, всегда были сторонниками Суллы[21], не так ли?
– Не обращай на него внимания, – небрежно бросил Руфус. – Он сын вольноотпущенника, а это стадо простолюдинов всегда поддерживало Мария, все как один. А если серьезно, когда они собираются заменить проконсула Трансальпийской Галлии?
– Новым проконсулом будет кто-то из консулов* будущего года, – ответил я. – Это означает, что на этом посту, несомненно, окажется какой-нибудь милый и любезный болван – и как раз тогда, когда галлы, в конце концов, все же поднимутся и начнут вырезать всех подряд римских граждан, до кого только у них дотянутся руки.
Если бы я знал тогда, что в это время происходит в Риме, я был бы еще более встревожен. В Галлии мы оказались лицом к лицу с чем-то гораздо более серьезным, чем просто военная катастрофа. Но я пребывал в этот момент в блаженном неведении, как, впрочем, и весь Рим.
– А теперь как обстоят дела в Египте? – спросил я. – Здесь, видимо, тоже возникли какие-то проблемы, иначе Сенат не направил бы сюда Кретика прямо из Галлии.
– Ситуация здесь – сплошной хаос и разброд, как обычно, – ответил Руфус. – Птолемей – последний еще живой мужской представитель династии. Вопрос о престолонаследии становится все более актуальным, потому что царь скоро допьется до смерти, а нам нужен наследник, чтобы его поддержать, иначе начнется настоящая гражданская война, и, в итоге, именно нам придется с ней разбираться, а на это потребуется немало лет и немало легионов.
– А кто претенденты на трон?
– Только один, ребенок, родившийся несколько месяцев назад, да к тому же весьма болезненный, – ответил секретарь.
– Попробую догадаться. Звать его будут Птолемей, не так ли? Единственное иное имя могло бы быть только Александр.
– Как ты догадался? – удивился Руфус. – Да, еще один
Гай Марий (156–86 гг.) – выдающийся римский полководец и государственный деятель. Провел военную реформу, резко повысившую боеспособность армии; неоднократно избирался консулом, одержал победу в Нумидийской (Югуртианской) войне (104 г.), разгромил тевтонов и кимвров (102 и 101 г.). Активно участвовал в гражданских войнах, противостоял будущему диктатору Сулле. Жестоко расправлялся со своими противниками.
Луций Корнелий Сулла (138–78 гг.) – полководец и государственный деятель Древнего Рима, первый диктатор с неограниченной властью, защитник интересов рабовладельческой аристократии. Впервые в истории Рима использовал армию для завоевания столицы, провел ряд антидемократических реформ, что позднее привело к гражданской войне. Установил в итоге военную диктатуру, сделав Сенат единственным верховным органом власти в государстве.
