я Оливия Кейси-младшая. – сделала шаг вперед Пинки. – Но вообще-то для друзей я Пинки.
– Мы с вами так быстро стали друзьями? – приглядывался к ней Брэд.
– Ну, вы же, типа отчим Сары, да? – без всякого смущения сказала она. – А Сара моя подруга. Мы с ней, блин, почти сестры. Ну, только родители у нас разные. И мы не росли вместе, но знаете, это неважно! Вы такой здоровый мужик! Я думала вы поменьше, знаете, когда она говорила о вас. Хотя, у меня все мимо ушей пролетает. Однажды Роуз сказала мне, сходить забрать счета за оплату квартиры, и…
– Кейси! – прервала ее Роуз, поправляя очки.
– Ничего страшного. – сказал Брэд. – Я вижу, ваша подруга очень общительная. Мне нравятся открытые люди.
– А мне нравятся бургеры. – с искренней радостью от диалога, снова заговорила Пинки. – Я от них даже не толстею. У меня вообще талию можно, наверное, рукой объять. Хотите покажу? Я, блин, самая худая девушка во всем мире. Но не анорексичка! Просто очень худая. Но при этом не настолько, чтобы до костей. Просто знаете, я обожаю играть на гитаре, и вот однажды, моя мать сказала мне…
– Оливия! – снова одернула ее Роуз.
– Простите. – развела руками Пинки, растянувшись в улыбке.
– А что ты вообще тут делаешь? – спросила Сара у журналистки.
– Собираю материал для новой статьи. – ответила та. – Хочу выпустить что-то новое, громкое! Чтобы люди сразу обратили внимание на правду.
– Я обязательно прочту. – сказал Брэд.
Роуз обернулась к стенду, сделав пару шагов в его направлении и остановилась, разглядывая его. Брэд предпочел остаться в стороне, приобняв тетушку. Пинки же, почесав затылок, снова взялась за планшет. Сара подошла ближе к Роуз, разглядывая панораму. На мерцающей голограмме были здания, охваченные огнем. У их подножий возвышались баррикады из куч досок, мешков и какого-то хлама. Люди лезли через них, с палками и штыками бросаясь на полицейских. Голос диктора медленно и неторопливо, но с ноткой жёсткости в голосе, рассказывал о Мейконском восстании. Жестокости людей на улицах, пытках, повешениях и самосуде над полицейскими и представителями корпораций и чиновниками. Гордо заявлял о том, как «восстанию кровожадной несправедливости» был нанесен сокрушительный удар. План голограммы менялся и вот теперь на нем возникал современный Мейкон, словно дорисованный. На нем город отстраивался, прореденные бомбами здания покрывались строительными лесами и быстро излечивались от ран и вот уже печи «Дженерал Стиллворк» вновь на полную мощь работают, люди счастливо идут на заводы и производственные предприятия, а смеющиеся дети обнимают полицейских, нагибающихся к ним, выражая им слова благодарности за спасение от беспорядков на улицах. Затем возникает анимированный герб партии и девушка пускает в воздух расправляющего крылья феникса.
– Ну и мерзость. – фыркнула Роуз.
– Чудовищно. – прохрипел проходящий мимо стенда старик и вновь пошел своей дорогой.
– Как-то тут все слишком
