завитками, отдав лишь толику тепла. Ангелы ее не заметили.
* * *
Шуруп приподнялся. Уши – торчком. Взгляд жалостливый.
– Ну давай поиграем, – сдался Олег.
Пес сорвался с места и кинулся к двери. Ткнулся в нее носом, засучил лапами.
– Ты чего?
Просьба выпустить во двор обычно выглядела менее драматично. Тем более метель, погода, когда хороший хозяин…
– Да что с тобой?
Олег подошел к двери. Щелкнул выключателем, зажигая фонари около дома.
– Хочешь – на здоровье, только потом не скули.
Отпер и открыл дверь.
Двор застелило накрахмаленной скатертью. Фонари боролись с темнотой и метелью – и проигрывали – это была неравная битва.
Пес метнулся наружу. Резко затормозил на краю веранды, расставив лапы, и зашелся лаем.
Олег напрягся: неужели волки?
Шуруп продолжал исступленно лаять. Оглянулся, взывая к хозяину.
Олег сунул ноги в валенки, накинул куртку, вернулся к камину и взял топор. Лишь после этого вышел на веранду и встал рядом с псом.
Посмотрел налево – туда, где во мраке утонул скит. Потом поднял голову. Над фонарями, мешаясь со снежной крупой, летели искры.
– Ах, ты ж!
Правее, туда надо было смотреть. Там границу косогора очертила дрожащая рыжая полоса.
Олег слетел со ступеней и побежал мимо сторожки, мимо беседки, мимо кустов смородины, превратившихся в сугробы. Упал, покатился, приподнялся, смахнул с лица снег и увидел, как вспыхивает крыша стапеля.
Он соорудил ее летом, рассчитывая вести сборку корпуса и осенью, а если получится, то и зимой. Вкопал столбы, крайние для надежности укрепил растяжками с талрепами. Уложил лаги, а потом три часа возился с огромным полотнищем, прежде чем ему удалось натянуть на каркас упорно сопротивлявшийся пошитый в Москве купол. Ниже ската крыши купол спускался лишь на полметра. Стен как таковых не было, они бы только мешали, но в ноябре, в косые дожди, он несколько раз прошелся вокруг стапеля с рулоном прозрачной пленки, превращая сооружение в некое подобие теплицы. Потом еще и простучал пленку степлером. Сейчас от нее уже ничего не осталось – расплавилась, стекла маслянистыми ручейками. И купола нет – метель разбросала пытающие лохмотья.
Шуруп, последовав за хозяином, уже не лаял – постанывал от страха и жался к ногам.
А корабль горел. Янтарные языки облизывали отпрянувшее в испуге небо. Огненные ленты обвивали бимсы и стрингеры. Желтые с прозеленью ручьи, вопреки закону тяготения, текли по шпангоутам вверх. Порывы ветра поддавали и поддавали жару, как меха в кузнечном горне.
Тушить было бесполезно, такое не потушишь. Олег понял это, а следом понял и то, что так и сжимает в руке топор.
Пальцы разжались, и топор зарылся в снег. Олег невольно опустил глаза и только поэтому увидел пятилитровую канистру из-под воды. Откуда она здесь? Он поднял
