в первобытное блаженство. Какой же это путь? Удовольствие, внушенное лестию, было началом падения, потом за страстию удовольствия последовали стыд и страх и то, что они уже не смеют явиться перед взоры Создателя, но скрываются в листьях и тени, после сего облекаются мертвыми кожами, и таким образом посылаются для жительства в это полное болезней и трудов место, где брак изобретен как утешение для смертных.
Итак, если мы хотим здесь разрешиться и быть со Христом, то должны начать свое отрешение с брака. Как странствующие вдали от своего отечества, когда возвращаются туда, откуда отправились, сперва оставляют то место, на котором последнем случилось им быть на пути, так и тем, которые возвращаются ко Христу, сие слово советует оставить прежде всего, как бы последний какой ночлег, брак, поелику он оказывается последним пределом нашего удаления от райской жизни, потом удалиться от тяжкой заботы о земном, на которую осужден человек после грехопадения, затем – сбросить покровы плоти, совлечься кожаных одежд, т. е. мудрования плоти, и отрекшись от всех сокровенных постыдных дел, не укрываться уже более под тению смоковницы, т. е. горестной жизни, но отбросив покровы, сделанные из скоропреходящих листьев сей временной жизни, опять предстать пред очи Создателя; удаляться от обманчивых удовольствий вкуса и зрения; держаться советов уже не ядовитого змия, но одной только заповеди Божией. А она состоит в том, чтобы стремиться к одному добру и удаляться от вкушения зла, так как все дальнейшее зло получило у нас начало от того, что мы не захотели оставаться в неведении зла.
Посему-то и повелено было прародителям не приобретать познания ни о добре, ни о том, что противоположно ему, но удаляясь от познания как добра, так и зла, наслаждаться чистым, несмешанным и непричастным злу благом. А это благо, говорю я, состоит не в ином чем, как в пребывании только с Богом, дабы наслаждаться сим постоянно и непрестанно, не примешивая к сему наслаждению ничего, влекущего к противному. И если позволено будет сказать дерзновенно, может быть, таким образом, кто-либо будет восхищен от сего мира, который во зле лежит, в рай, где восхищенный апостол Павел слышал и видел неизреченное и незримое, о чем не леть есть человеку глаголати (2Кор.12:4).
О том, что все нестроение в этой жизни берет начало от брака…
Впрочем, что скупиться на обличение нелепой этой жизни, ограничив исчисление бедствий одними прелюбодеяниями, раздорами и кознями? Дело в том, что мне кажется, по высшему и истинному разумению, что всякое зло в жизни, усматриваемое во всех делах и занятиях, не может иметь никакой власти над человеческой жизнью, если кто сам себя не подчинит неволе брачной жизни. Истину этих слов можно объяснить следующим образом. Кто чистым оком душевным прозрел обманчивость этой жизни и встал выше того, к чему здесь стремятся, кто, как говорит апостол, «вся» презрел, как зловонные «уметы» (Флп.3:8) и чрез удаление от брака в некотором смысле отрешился
