нахмурился и почти крикнул срывающимся голосом:
– Так почему ты сам не хочешь устроиться на работу? Ты же ещё не старик! Хотя бы в память о маме начни что-то делать!
Разъярённый таким ответом, Олег Иванович смачной оплеухой отправил сына в нокаут – с глухим звуком парень воткнулся головой в стену и рухнул на пол.
Надменно возвышаясь над Кириллом, отец продолжил:
– Ты перечить мне вздумал, щенок? У меня диабет и больная печень. Мне противопоказаны любые нагрузки…
Кирилл, корчась от боли и прикрывая рукой щёку, смотрел на дырявый носок отца.
– Завтра же начинай искать работу. Так уж и быть, школу бросать тебя не заставляю, – он еле стянул с себя кожаную куртку, испачканную побелкой, и добавил: – И иди убери в подъезде.
Глотая слёзы и обиду, юноша поднялся с пола, взял с кухни совок с веником, надел резиновые тапочки и отправился подчищать за ненавистным отцом.
– Ну конечно, больная печень, диабет… А ещё водка, диван, телевизор и отсутствие мозгов, – Кирилл шёпотом извергал всё своё негодование стенам подъезда. – У меня же проблем совсем нет…
В старом венике советских времён Кирилл видел отца: огромный, неказистый и бестолковый. Единственным его умением было грести под себя мусор. Тяжело вздыхая, Кирилл аккуратно собирал острые стеклянные осколки, как будто это были маленькие частички его расколотой души, которые отец пытался смести на потрескавшийся совок собственного аморфного существования.
В зале уже на полную катушку дребезжал телевизор. Кирилл забежал в свою комнату, включил свет и закрыл дверь. Он с радостью захлопнул бы ещё с десяток таких дверей за собой в стремлении отгородиться от внешнего мира. Парень уже физически не мог изводить себя плачем: слёзный резервуар был пуст. Боль от потери глушилась пылающей в сердце ненавистью и осознанием мучительного бессилия. Он сполз по двери и обтянутыми кожей костями упёрся в деревянный пол. Нервный срыв хаотично заигрывал с пальцами его правой руки, нос беспрестанно шмыгал из-за забитых каналов, желудок то и дело поскуливал, словно пёс, желающий получить хотя бы обглоданную кость. В маленьком человеке играла целая симфония – симфония мирской несправедливости.
Кирилл равнодушно рассматривал пространство вокруг. В метре от него стоял старый двустворчатый шкаф с большим зеркалом, которое было спрятано за простынёй с еле заметными дырками по периметру. Напротив шкафа расположился компьютерный стол со стареньким семнадцатидюймовым ноутбуком, покрытым царапинами разной глубины. Верхняя часть стола была укомплектована тремя ярусами полок для разной мелочи. Ручки, карандаши, степлер, точилки и остальная мелочёвка были упакованы в герметичные пластиковые коробки. Всё было расставлено с педантичной аккуратностью, на пыль не было даже намёка.
Взгляд Кирилла остановился на другом конце комнаты: там стоял широкий стол для химических опытов – единственная отдушина всей его жизни. Найдя силы где-то на дне своей сущности, Кирилл
