более тихим голосом добавила: „И не кричи больше, не зли отца“. В этом и заключается моя цель на сегодня: продолжать не злить отца и удовлетворять его потребности.
Да это не дом вовсе, а место временного заключения; мне нужно просто продержаться до следующего учебного года и перебраться в общежитие при каком-нибудь колледже».
Эта ясная, ничем не прикрытая правда, всплывающая в мыслях, растекалась подавленностью по стенкам сознания. Не замечая никого вокруг, Кирилл добрался до подъезда и неспешно преодолел сорок шесть ступеней. Дверь в квартиру оказалась открытой. Он медленно перешагнул порог. В нос ударил знакомый запах перегара, но уже вперемешку с нотками дешёвых женских духов. Телевизор звучал на средней громкости, на полу небрежно валялись потёртые женские ботинки в куче с отцовской обувью. Кирилл смекнул, в чём дело, и пронёсшаяся в голове картина вызвала отвращение.
Он постарался как можно громче оповестить всех о своём присутствии в квартире:
– Пап, ты дома? Я вернулся.
К шуму телевизора примкнули человеческие шебуршания. Парень несколько раз топнул ботинками о грязный коврик и начал неторопливо разуваться. Через минуту из зала вывалилось пузатое существо в фирменной майке и замызганном трико; с привычным Кириллу видом диссонировало выбритое лицо отца, но от него по-прежнему едко разило скисшим спиртом.
– Какого ты так рано? Врач же по телефону говорил мне про месяц! – недовольным взглядом отец оценивал покрытое ссадинами лицо сына и повязку на носу.
– Мне он говорил про неделю или чуть больше того, – с осторожностью ответил Кирилл.
– Напокупают себе дипломов, а потом месяц от недели отличить не могут! – Олег Иванович упёрся рукой в стену и принял серьёзный вид. – У меня есть для тебя важная новость.
Кирилл на несколько секунд отключился от происходящего и невольно стал прокручивать возможные варианты известия, которое вот-вот будет озвучено: «Я раскошелился на тест ДНК. Ты не мой сын. Надевай ботинки и проваливай!», «Вчера пришли мои анализы: мне нужен донор, и лишь твоя печень мне подойдёт!», «Я взял кредит под залог квартиры, и твоё наследство теперь принадлежит банку».
– Эй, алло! Ты чё там завис? – Олег Иванович щёлкал пальцами перед лицом мальца. – Я говорю, с нами будет жить моя женщина! – он повернул голову. – Марина, иди сюда!
В коридоре появилась женщина лет пятидесяти с родинкой в форме груши на щеке. Вид у неё был, мягко говоря, помятый, пара потускневших тёмных прядей волос свисали над опухшим лицом. Облачённая в сетчатую тунику, которая едва скрывала узкие бёдра, она походила на старую куколку в коконе. Непомерно огромный вырез открывал оголённую и обвисшую грудь. Трусов на ней не было, или они, как хамелеоны, притаились в лучах тусклой лампочки. От всей этой уродливой и нарочито грубой вульгарности юному пареньку захотелось закрыть глаза.
– Разрешите
