в этом лесу!
Увы, несмотря на всю красоту и полезность, лесные мохнатые бабочки не понимали человеческую речь и продолжали назойливо кружиться вокруг Арфель.
Травница никогда не умела долго злиться, да и к тому же ей и без того было чем заняться – она вышла на свою любимую полянку, где в изобилии рос страстоцвет.
– Повезло, – наморщила нос Арфель, – но не слишком. Большая часть уже отцветает. Эх, а без него ведь не обойтись.
Она трудилась до тех пор, пока солнце не встало в зените. И тогда, разогнувшись, она с ужасом ощутила незнакомую, тянущую боль в животе. Мимолетную, но какую-то… Пугающую?
– Что за глупости? – Она прижала руку к животу. – Несвежая сметанка?
Немного отдохнув, госпожа Льефф собралась в обратный путь – закинула за спину потяжелевшую корзину, подобрала холщовый мешок (попались такие чудные коренья, ну просто грех не собрать) и поискала взглядом перекрученную и иссохшую ветку арндалового дерева. Из этой ветки выйдет прекрасный амулет.
«Может, даже получится собрать накопитель», – подумала Арфель и двинулась в сторону города.
Корзина казалось какой-то непривычно увесистой, хотя уж к чему, а к переносу тяжестей госпожа Льефф была привычна с отрочества.
«Нет, мне определенно необходим выходной», – подумала она и остановилась. Спустила с плеч корзину, отложила мешок и прислонила к стволу палку.
– Все равно мне все это нужно, – она расстроенно топнула ногой. – Ну что происходит-то?!
Низкое, горловое рычание стало ей ответом. Никто из живущих в Ондиниуме не способен спутать рокочущий волчий рык с собачьим или каким-то иным.
Арфель за доли секунды левитировала себя на вершину кряжистого дуба. И уже оттуда осмотрелась. Внизу, рядом с ее вещами, стояли волки. Белоснежные волки.
– Вас не существует, – обвиняюще произнесла Арфель. – Белых волков не бывает. Настолько белых волков не бывает!
Но волки, как и бабочки, человеческую речь не понимали и потому не могли устыдиться своего слишком странного окраса. Покрутившись по поляне, белые «несуществующие» волки забрали вещи Арфель и исчезли в зарослях. Травница проводила их пораженным взглядом, после чего, не стыдясь, откровенно и многословно пояснила мирозданию, как сильно она, Арфель Льефф, огорчена. И куда пойдут жаждущие ее настоек люди, поскольку в лес она, Арфель Льефф, больше не сунется. Ни за что!
Илуор нид Энтан
Он прикрыл глаза, досчитал до десяти и вновь посмотрел на статуи волков-охранителей. Ничего не изменилось. Вместо трех прекрасных, великолепных статуй перед Илуором стояли калеки. У левого волка – волка, олицетворяющего собой зоркость, – глаза съехались к переносице. У правого, символа абсолютного слуха, уши были практически не заметны (зато голова раза в три больше, чем нужно). Но больнее всего было смотреть на центрального охранителя. Тут Илуор даже не мог понять,
