в подобном тоне.
– После свадьбы тебе придется свести ваше общение на нет, – сообщает в он ультимативной форме.
– И не подумаю. Тебе не нравилась моя работа – я ушла. Потому что ты так хотел. Тебе не нравится моя мама…
– Против матери я не имею ничего против.
– Хоть на этом спасибо, – огрызаюсь я, а сама снимаю туфли. Сюрприз явно удался.
– Не дерзи, – он подходит ко мне вплотную, склонившись, шепчет в губы: – Если бы я хотел проститутку, то просто вызвал. Поэтому сними это уродство и, будь добра, выбрось. Туфли можешь оставить.
– Ты пил?
Запах алкоголя удивляет больше произнесенных слов.
Герман поднимает с пола недопитую бутылку виски и, демонстративно делая большой глоток, полощет жидкостью рот и шумно глотает.
– Я пойду спать, – произношу я.
Продолжать разговор я не вижу смысла. Делиться происходящим в его жизни Герман не хочет, а выслушивать пьяные слова, за которые, скорее всего, он завтра будет извиняться, желания нет.
– Пока не выбросишь, спать не пойдешь.
– Отпусти, мне больно, – чувствую сильные пальцы на своем предплечье.
– Женя, – он цедит сквозь зубы. Пары алкоголя обдают мое лицо.
– Гер, ты пьян, завтра тебе будет стыдно за свои действия, – я пытаюсь достучаться до сознания мужчины. – Не знаю, что у тебя случилось, но ты не имеешь права со мной так обращаться.
Звон в ушах – это первое, что ощущаю. Кровь моментально отливает от лица и начинает пульсировать где-то под желудком. Инстинктивно прижимаю ладонь к щеке и, отступив к стене, не свожу взгляда с Геры.
Его ладонь замирает в воздухе у моего лица. Герман растерян не меньше моего, глаза бегают по моему лицу и постоянно останавливаются на месте удара. Не сильного по мужским меркам, но ощутимого для женщины. Остатки злобы сползают с его лица, на губах появляется извиняющаяся улыбка.
– Прости, родная. Прости. Сегодня ужасный день, конечно, ты не виновата. Но пойми, у меня сорвалась крупная сделка, и без Арисова здесь не обошлось, – он называет фамилию главного конкурента.
Я слушаю его сбивчивую речь и до сих пор не могу прийти в себя. Любимый мужчина действительно меня ударил. В голове нарастает пульсация, мне хочется закричать на него в ответ и высказать, что он не смеет меня и пальцем трогать. Моя мама за всю жизнь даже не замахнулась на меня, максимум, что она могла себе позволить – повысить тон. Но вместо этого слезы предательски собираются в уголках глаз. Разворачиваюсь и молча иду в спальню, на ходу снимая туфли. Герман остается в гостиной, слышу глухие ругательства, не на меня. Он ругает себя, но почему-то мне не становится от этого легче. Белье я действительно выкидываю, как и туфли. Не думаю, что смогу носить их. Возможно, это минутный порыв.
Я смываю тушь и чищу зубы, за вечерними процедурами посещает мысль, что нужно уходить. Но сердце ищет оправдание Герману. Всегда внимательный и заботливый, его словно подменили. Я все же
