рубежи обороны.
Это прекрасное время длилось недолго. В один из вечеров Люси, как обычно, стояла на корме и разглядывала длинную борозду – оставленный судном пенный след позади, как вдруг заметила на западе громоздившиеся друг на друга тучи, которые с удивительной быстротой неслись по небу. Потом в них образовалась брешь, и сквозь неё ядовито засветился жёлтый закат. Волны за кораблём приобрели какую-то необычную форму, и море сделалось то ли желтоватое, то ли жёлто-коричневое, похожее на грязный холст. Стало холодно. Казалось, что корабль движется с трудом, словно ощущает подступающую опасность. Парус то повисал, то мгновенно надувался. Глядя на все эти мрачные перемены под шум ветра, размышляя, что бы это значило, Люси вдруг услышала крик Дриниана:
– Свистать всех наверх!
Тут же на судне начался настоящий тарарам: задраивали люки, гасили огонь в печи на камбузе, матросы лезли наверх взять риф. Не успели они закончить, как налетел шторм. Люси казалось, что перед самым носом корабля разверзлась какая-то огромная водяная впадина и они плывут прямо туда, в самую глубину. Высокая серая масса воды, поднявшаяся гораздо выше мачты, неслась им навстречу, и казалось, что их ждёт верная смерть, но судно вынесло на самый верх волны и закружило на месте. На палубу хлынул поток, полубак и полуют были словно два островка в свирепом море. Наверху матросы перемещались по реям, пытаясь справиться с парусом. Лопнувший канат, прямой, как палка, относило ветром в сторону.
– Спускайтесь вниз, ваше величество! – крикнул Дриниан, и Люси, понимая, что пассажиры только помеха для команды, не посмела ослушаться.
Оказалось, что выполнить требование капитана не так-то просто. «Покоритель зари» страшно накренился на правый борт, а палуба поднялась кверху, словно крыша дома, так что пришлось вскарабкаться до трапа, держась за леер, затем остановиться, чтобы пропустить спешивших наверх матросов, и только потом наконец удалось спуститься. Хорошо ещё, что Люси крепко держалась: у самого подножия трапа очередная волна прокатилась по палубе, вымочив её с головы до ног. Хоть она уже порядком промокла, этот душ оказался ледяным. Люси бросилась к каюте, влетела внутрь и поспешила захлопнуть дверь, поэтому не видела, как с ужасающей скоростью корабль ринулся во тьму, но жуткий скрежет, треск, рёв и стон услышала – эти звуки вызывали здесь ещё большую тревогу, чем на палубе.
Шторм продолжался целых двенадцать суток, и всем уже казалось, что так будет всегда. На румпеле всё время матросы стояли по трое, иначе не смогли бы удержать корабль на курсе. Постоянно приходилось помпой откачивать воду, не было возможности ни отдохнуть, ни поесть, ни обсушиться. Одного из матросов смыло за борт.
Когда шторм утих, Юстас взялся за свой дневник:
«3 сентября
Прошла вечность с тех пор, как я сделал последнюю запись. Ураган мотал нас тринадцать дней и ночей: я уверен в этом, потому что считал самым тщательным
