х пор не теряет надежду на то, что она в конце концов сделает правильный выбор, племянница даже пожалела ее. Ясное дело, тетя полагала, что среди многочисленных кавалеров, волочившихся за ней, обязательно найдется тот единственный, кого она предпочтет всем.
Но, к досаде тетушки, Олимпия была слишком разборчивой и одно за другим отклоняла предложения, как град, сыплющиеся на нее. И, несмотря на то, что жаждущих повести к алтарю молодую особу с каждым днем все прибавлялось, она никого не выделяла среди них, хотя некоторым и оказывала внимание.
Графиня Доз, сидя на одном из мягких стульев, стоящих вдоль стены, обмахивалась веером, когда очередной кавалер очаровательной племянницы после окончания танца подвел ее к ней.
– Олимпия, дорогая! – негромко воскликнула она, глядя на девушку. – Почему у тебя такой скучающий вид?
– Должно быть, тетя Элизабет, оттого, что сегодняшний бал не доставил мне обычного удовольствия.
– Да неужели? – насмешливо спросила леди Элизабет Клейторн, перестав обмахиваться веером. – Не поверю, чтобы на этом великолепном балу, данном герцогиней Кендал в своем чудесном дворце Ньюхеме в честь своего племянника герцога Ормонда, ты не получила никакого удовольствия. Говорят, этот красивый таинственный затворник наконец решил покончить с уединенной жизнью, чтобы найти себе невесту.
– Удовольствия? Но от чего?
– Разумеется, от лицезрения затворника.
– Тем не менее, это так, – вздохнула леди Делфорд. – Ибо загадочная персона, которая у всех на языке, нисколько не смутила мой ум.
– Весьма жаль, что твой холодный рассудок полностью лишен всякого воображения, – в сердцах парировала графиня Доз, злясь на племянницу.
Ей казалось, что Олимпия недостаточно откровенна с ней. Не может быть, чтобы она, как и другие молодые особы, не охотилась бы за таким завидным женихом. По ее мнению, только герцог Ормонд был достоин племянницы. Но видя, что Олимпия молчит, озираясь по сторонам, и не думает отвечать ей, леди Элизабет улыбнулась:
– Хотелось бы верить, дорогая, что ты говоришь от чистого сердца. Ведь нынешний выход герцога в свет оставляет надежду, что не будет последним.
– Да, – сухо согласилась девушка, высоко задирая белокурую головку. – Считаю, что это было потрясающим зрелищем. На минуту мне показалось, что я в зоопарке.
– Боже мой, что ты такое говоришь?! – возмутилась добродушная матрона, пораженная таким сарказмом.
– А разве нет, тетя? Ведь его, как диковинку, выставили напоказ.
– Мне так не показалось, – улыбнулась та. – Хотя, надо признать, гости так и пялили на него глаза. Впрочем, долгое затворничество уже само по себе вызывает любопытство. Я рада, что герцог Ормонд положил этому конец.
– Ну и что же? – резко спросила ее племянница. – Что мне до этого?
– Разве ты не понимаешь, дорогая моя? – графиня не сводила с нее пристального взгляда.
– Что я должна понять? – Олимпия изумленно распахнула глаза.
– Неужели неясно? – досадно поморщилась леди Элизабет. – Ведь герцог Ормонд весьма достойный и приятный мужчина, с которым можно связать свою судьбу. И теперь все девицы на выданье только и будут грезить о нем. А их родители, безусловно, постараются заманить его в ловушку, чтобы не упустить такого жениха.
– Думаю, вы правы, – она скучающе зевнула, но вовремя прикрыла рот расписным веером, и ее близорукая тетя ничего не заметила. Иначе пришлось бы выслушать нотацию о светском этикете прямо здесь, на балу. – Кстати, я очень устала, тетя Элизабет.
– Уж не заболела ли ты, дорогая? – забеспокоилась графиня Доз, вглядываясь в лицо племянницы, сиявшее необычайной красотой. Внезапно ее осенило, что эта красота отнюдь не грела, а, скорее всего, парализовывала людей своей недоступностью. И было удивительно, как многочисленные поклонники племянницы все-таки осмеливались ухаживать за ней? Наверное, несмотря на леденящую красоту, в ней было нечто такое, что так и притягивало мужчин. – Хотя танцы только в разгаре, может, нам вернуться домой?
– И тем самым испортить бал моему кузену Джеффри, который почти не отходит от леди Уинхелд, рыжей уродины с лошадиной мордой?
– Дорогая моя, у тебя явно дурное настроение, – заметила тетя, смеясь. – Что за выражения, так не пристало говорить леди, ты же не в конюшне своего поместья! Вдруг кто-нибудь тебя услышит. – И она опасливо посмотрела по сторонам.
Однако никому до них не было дела. Одни танцевали, другие подпирали стены вследствие того, что на них не пал благосклонный взор светских щеголей, третьи стояли группами, занятые разговором, а некоторые просто разглядывали танцующих. Все гости выглядели оживленными и веселыми, и на их лицах лежал отпечаток удовольствия. А вот Олимпии,
